И зритель меня оценил — я спиной почувствовала напряжённый взгляд де Ликатеса. Я чуть повернула голову — рыцарь сидел у костра неестественно прямо и не сводил с меня глаз. Потом он встал и нетвёрдыми шагами пошёл к водопаду — то есть ко мне, — и взгляд у него при этом был как у кота, которому хозяйка уже месяц не даёт его любимый "Вискас". Я не спеша приблизилась к краю моего бассейна и прикрыла руками грудь — не то чтобы совсем, а так, для создания нужного имиджа.
— Дайте мне полотенце, мой верный паладин, — промурлыкала я, — и помогите.
Хрум заторможено протянул мне мою тряпицу и подал руку. Я частично закуталась в ткань, выбралась из воды и приникла к маркизу русалкой, ущучившей одинокого путника. И мы с ним поцеловались — так, что у меня закружилась голова. Меня немного сбило с нужного настроя холодное железо панциря, неприятно коснувшееся моего разгорячённого тела, — я зашарила руками по плечам и бокам маркиза в поисках застёжек.
— Сними… — прошептала я. — Или ты собираешься заниматься со мной любовью в доспехах?
"Сейчас, — подумала я, — он возьмёт меня на руки, отнесёт к костру, опустит на заботливо приготовленное предусмотрительной мной ложе, скинет свой средневековый металлолом, и…".
* * *
Руки рыцаря внезапно отвердели, и он мягко, но непреклонно отодвинул меня на безопасное расстояние.
— Ты чего? — изумилась я, подхватывая сползающее полотенце.
— Не искушайте меня, леди Активиа, — глухо проговорил де Ликатес, отводя взгляд, — не надо.
— Это ещё почему?
— Не надо, — повторил Хрум, — я могу не устоять. И я никогда себе не прощу, если…
— Ах, так! — зашипела я рассерженной кошкой. — А ну отвернись!
Рыцарь послушно повернулся ко мне спиной, я, матерясь сквозь зубы, натянула на себя свою одёжку (чуть не порвав при этом маечку) и скомандовала:
— Пошли к костру — я замёрзла (меня и в самом деле трясло — правда, не от холода, а по другой причине).
Вернувшись к огню, мы расположились напротив друг друга, по разные стороны костра, взаимно избегая слишком близкого соседства. Хрум сел прямо на землю, а я уселась на ложе несостоявшейся любви, глотнула вина прямо из фляги, замотала мокрую голову полотенцем, уже нимало не заботясь о том, как я выгляжу со стороны, и приступила к выяснению отношений.
— Хрум, ты мужчина или нет?
— Мужчина, — вынужден был признаться он.
— Так, значит, ты мужчина. Пойдём дальше. Судя по твоим рассказам, ты далеко не импотент и тесного общения с прекрасным полом не чураешься. Так в чём проблема? Только не надо песен о любви до гроба — я не верю, что во всей Вселенной есть хотя бы один мир, в котором мужчина и женщина залезают в одну койку исключительно по большой и чистой любви! Да ты сам — что, всех женщин, которых ты перетрахал за свою жизнь, ты любил без памяти?
Де Ликатес промолчал.
— Так, молчание — знак согласия. Значит, я права. Так какого хрена ты шарахнулся от меня, как от спидоносицы? Я что, кривонога-кособока и тебя тошнит от одного моего вида? Не надо ля-ля — я же видела, как ты на меня таращился!
— Вы прекрасны, леди, и я даже, — он запнулся, — хочу вас.
— Так, уже теплее. Вину облегчает только чистосердечное признание, колись дальше.
— Вы хотите стать женой короля…
— Ну и что? — искренне поразилась я. — Если тебя так заботит моя девственность, то не заморачивайся: о ней уже позаботились, давно и не здесь. Все мы, бабы, стервы, закон у нас такой: кто у нас не первый, тот у нас второй.
— Не в этом дело. Я служу Ликатесу, но Шумву-шах — верховный правитель Эххленда, а вы — его невеста. Посягнуть на вас — значит нарушить кодекс рыцарской чести.
— Скажите пожалуйста… — протянула я. — А кто об этом узнает? Видеокамер здесь нет, и свидетелей тоже не видно. Или у вас тут тоталитарный режим, и вся страна перекрыта системой магического слежения?
— Об этом будет знать моя совесть, — твёрдо сказал маркиз. — Вы доверили мне вашу жизнь и честь…
— Было дело, припоминаю, до склероза мне ещё далеко.
— …и было бы подлостью с моей стороны воспользоваться вашей ко мне симпатией и вашим расположением. Возможно, для землянки всё это покажется смешным, но дочь князя Эрма Отданона меня бы поняла.
— Дочь горского князя и землянка хотят, чтобы ты как следует трахнул их обеих, а не читал им морали! Я понятно излагаю?
— Нет, — Хрум покачал головой, — я не могу изменять своим принципам даже с самой красивой женщиной. И кроме того, у меня есть дама сердца.
— Дама сердца, значит. Ну-ну… Жена, любовница, подружка-потаскушка?
— Дама сердца, — упрямо повторил рыцарь. — Я предлагал ей выйти за меня замуж, но она, — он опустил голову, — отказалась. Мне удалось только испросить её согласия стать моей дамой сердца, чтобы я, умирая, имел бы право прошептать её имя.
"Вот это я попала… — обречённо подумала я. — Как всё запущено… Сначала один придурок читает мне грустную повесть о первой любви, потом другой излагает краткое содержание романа о прекрасной даме! Нет, у них тут точно эпидемия вывиха мозгов!".
— И кто же она, жестокая? — сухо спросила я (мне и в самом деле было интересно — что же это за баба такая, которая пренебрегла таким мужиком?).
— Властительница Окостенелла.
Ого! Да-а-а, в это я верю — эта ледяная дамочка способна на всё. Вот уж стерва так стерва, Стерва с большой буквы. Мне до неё — как до Луны на дельтаплане. Правда, ей хрен знает сколько лет, но с другой стороны, сам де Ликатес запросто может быть раз в десять меня старше, да никому и в голову не придёт назвать магессу старухой — стоит только на неё взглянуть.
— А как же та женщина из моего мира, которой ты помогал в её трудной жизни? — язвительно осведомилась я.
— Это было до того, как я полюбил правительницу Ликатеса, — пояснил Хрум.
— А после того ты повесил себе на штаны большой амбарный замок, и с тех пор — ни-ни? Блюдёшь целомудрие, и ни служанки, ни пленницы для тебя больше не существуют? Извини, не верю.
— Почему же не существуют? — Видно было, что маркизу не очень хочется отвечать, но его дурацкая честность взяла верх. — Я мужчина, я люблю женщин и ценю даримое ими наслаждение, но это же совсем другое.
— Не вижу логики, — отрезала я. — Значит, рабыню-наложницу ты трахать можешь, а благородную меня — нет?
— Неужели вас, — Хрум посмотрел на меня, и я увидела в его взгляде неподдельное удивление, — прельщает роль постельной игрушки, имя которой мужчина забывает раньше, чем взойдёт солнце? Извините, не верю.
Я не нашла, что возразить. Продолжать дискуссию не имело смысла — Хрум упёрся рогом в свои идиотские принципы, как баран в новые ворота. Его не переубедить — так стоит ли унижаться? Я демонстративно завернулась в одеяло, легла и повернулась к рыцарю спиной. От костра веяло теплом, хотя я предпочла бы тепло сильного мужского тела — уже почти неделю я без сладкого, это для меня многовато. Однако ближайшее ко мне сильное мужское тело сидело смирно и не делало ни малейших попыток меня согреть. Ну что за жизнь гадская…
— Леди Активиа, — услышала я голос де Ликатеса, — я приготовил мясо. Поешьте, леди.
— Спасибо, не хочу, — буркнула я, не поворачиваясь. — Лопай сам, праведник.
В моей голове роились невесёлые мысли. Я вдруг подумала, что этим магам-эххам, которые живут на свете уже не первую сотню лет, я кажусь ребёнком, плаксиво клянчащим у взрослых вкусную конфетку. Они возятся со мной, как и положено взрослым, но всерьёз не воспринимают. И я впервые усомнилась в том, что я Избранная, и что я действительно смогу стать повелительницей этого непонятного для меня мира.