При этом Алиовсат Гулиев смог так все организовать, что рабочий процесс был по сути беспрерывным. Например, материалы, над которыми институт работал в течение дня, к вечеру отвозились машинисткам, если свои, институтские, не справлялись с потоком бумаг. А утром по дороге в институт сотрудники, живущие недалеко от машинисток, обязаны были зайти к ним и забрать отпечатанный за ночь текст, чтобы с утра лаборантки успели его вычитать и представить редколлегии, которая вносила новые правки, дополнения и... начинался новый виток спирали. Так, например, было сделано девять вариантов одного только третьего тома "Истории Азербайджана".
Самым трогательным было то, что молодые девушки - секретарши, машинистки, стенографистки, лаборантки переживали, если вдруг почему-то оказывались не загруженными работой. Они воспринимали это как наказание или личную обиду. А ведь работа шла, что называется, на износ.
Далеко за полночь институтский "москвич" развозил девушек по домам, но утром в девять часов они снова были на своих рабочих местах.
Как-то, рассказывают, Алиовсат Гулиев, глядя на своих помощниц, посетовал:
- Когда мои девушки выйдут замуж?
- Когда же им выходить замуж, если они все время с тобой, - услышал он в ответ.
Эти молодые девушки забывали обо всем на свете. Алиовсат Гулиев был их богом, они шли за ним, закрыв глаза и свято веруя в то, что сказанное им истина в последней инстанции. Они были влюблены в свою работу и в своего бога. Трехтомник стал для них и работой и личной жизнью. Нам хотелось бы отметить имена наиболее активных из них: Диляра Сеидзаде, Лиля Алиева, Зарифа Дулаева.
В годы директорства Алиовсата Гулиева Институт истории в шутку называли Смольным, потому что огни в кабинете директора горели ночи напролет.
Бывало, что работа переносилась домой к Алиовсат муаллиму, и тогда сотрудники института собирались в его кабинете с обитой звуконепроницаемым дерматином дверью, за длинным столом; здесь же непременно находились стенографистки, машинистки. А над ними царил Алиовсат Гулиев Он читал написанное сотрудниками, исправлял, редактировал, отдавал отпечатать, одновременно диктуя свою работу стенографистке. И та, расшифровав стенограмму, тут же передавала ее далее машинистке, затем текст вычитывался, правился и так до бесконечности. В такие часы домашним вход в кабинет был строго запрещен.
При этом следует отметить, что Алиовсат Гулиев умел не только заставлять работать, но и ценить труд своих сотрудников. Например, тем же самым машинисткам, которым приходилось за день печатать по пятьдесят-шестьдесят страниц текста, написанного далеко не всегда разборчивым почерком, со множеством исправлений и дополнений, по государственным расценкам полагалось всего по 12 копеек за страницу. Алиовсат Гулиев изыскивал способы платить им гораздо больше.
Однако не одними деньгами измерялось его отношение к сотрудникам. О его заботливости и внимании к людям, которые работали рядом, до сих пор ходят легенды. Он вникал во все их бытовые нужды, неприятности и делал все, чтобы разрешить мучающую человека проблему. Возникала у сотрудника сложность с жилплощадью - Алиовсат Гулиев активно принимался решать ее и добивался своего, кто-то из близких заболел - Алиовсат Гулиев организовывал лучшую больницу и лучших врачей. И так во всем.
Рассказывает Б.Я. Стельник:
"Я помню, когда мой сын поступал в Москве в институт, у нас было так много работы, что я не могла поехать с ним, мальчик был в Москве один. А потом, когда работы стало поменьше, я сказала Алиовсату Наджафовичу, что хотела бы поехать в Москву, чтобы немного поддержать сына.
- Ради Бога, конечно, - ответил он, - поступайте так, как считаете нужным. Езжайте и оставайтесь в Москве столько, сколько сочтете необходимым".
Из всех поездок он обязательно привозил подарки, сувениры всем сотрудникам, включая лифтеров Академии наук и уборщиц института.
Рассказывают, например, что когда скончалась институтская уборщица, женщина тихая и конечно же небогатая, Алиовсат Гулиев организовал ей пышные похороны, на которых присутствовал весь коллектив института. Жители окрестных домов, видя большую толпу пришедших проводить покойницу в последний путь, подъезжающие к дому машины, с изумлением спрашивали друг друга: "Что за важная персона скончалась по соседству?"
Впрочем, и добреньким ангелом Алиовсат Гулиев не был. Когда необходимо было кого-то наказать, он это делал. Строгость и принципиальность были столь же неотъемлемыми чертами его характера, как доброта и заботливость. Все зависело от того, что представляет из себя сотрудник. Он очень уважал и ценил тех, кто работал так же честно и добросовестно, как он сам, и терпеть не мог лентяев и бездельников.
В 1954 году одним из отделов института заведовал известный историк, академик. Алиовсат Гулиев был недоволен его работой и снял его с этой должности. Возникла абсурдная, с точки зрения обывателя, ситуация: кандидат наук уволил академика. Обиженный, естественно, пошел жаловаться Самеду Вургуну, который в тот период занимал пост вице-президента Академии наук. Самед Вургун очень любил и уважал Алиовсата Гулиева. Он вызвал его к себе, чтобы разобраться.
О том, что произошло в тот день в президиуме Академии наук, Алиовсат муаллим впоследствии рассказывал своему младшему брату Абульфазу.
Из воспоминаний Абульфаза Гулиева:
"Алиовсат вошел в кабинет вице-президента. Поздоровались.
- Алиовсат муаллим, - сказал Самед Вургун, - ты должен восстановить этого человека в прежней должности.
- Нет, Самед муаллим, этого я не сделаю, - ответил Алиовсат Гулиев
- Слушай, - начал закипать вспыльчивый Самед Вургун, - не забывай головы двух баранов в одном котле вариться не могут. Или ты здесь командуешь - или я!
- Все равно, Самед муаллим, я этого ни за что не сделаю.
- Вот как! Тогда идем к президенту, там разберемся.
Самед Вургун закурил и, сердито дымя папиросой, вышел из кабинета. Алиовсат Гулиев - за ним. Пришли к президенту Академии наук, палеонтологу Мусе Мирзоевичу Алиеву.
Самед Вургун доложил ему ситуацию, мол, директор института Алиовсат Гулиев своевольничает, снял с работы заслуженного человека, академика и не хочет восстановить уволенного, несмотря на его, Самеда Вургуна, требование. Президент, естественно, взял сторону своего заместителя и тоже потребовал, чтобы Алиовсат Гулиев восстановил академика.
- Нет, Муса Мирзоевич, - твердо стоял на своем Алиовсат муаллим, - если вы хотите восстановить его, воля ваша. Но вот вам тогда мое заявление об увольнении. Я отказываюсь работать с ним. Головы двух баранов в одном котле вариться не могут, - и он хитро посмотрел в сторону Самеда Вургуна.
И тогда разом подобревший Самед Вургун рассмеялся, встал, обошел стол, сел рядом с Алиовсатом Гулиевым.
- Дай мне руку, - сказал он. - Молодец, ты настоящий мужчина, раз умеешь настоять на своем и идешь до конца. Пусть будет по-твоему".
Эту историю позже рассказывал сам Самед Вургун во время одного из приемов в Музее истории, на котором присутствовал и Алиовсат Гулиев. Наш великий поэт произнес здравицу в честь Гулиева, рассказал эту историю и добавил:
- Я люблю Алиовсат муаллима за то, что он настоящий мужчина.
О другом инциденте, в котором проявилась принципиальность Алиовсат муаллима, его нетерпимость к лентяям и бездельникам, вспоминает Б.Я. Стельник:
"В отдел пришла новая сотрудница. Ей было поручено выполнять научно-вспомогательную работу для Алиовсата Гулиева, в частности составлять тематические и библиографические карточки. Гулиев время от времени проверял ее работу. Один раз проверил, во второй раз, а на третий - разразился скандал: она попыталась подсунуть ему старые карточки, которые уже показывала в прошлый раз. Наверное, рассчитывала, что он забудет или не обратит внимания. Алиовсат Наджафович пришел в ярость. Моментально был издан приказ о ее увольнении. Алиовсата Гулиева не остановило даже то, что у нее в институте была сильная "спина". Я думаю, Алиовсата Наджафовича больше всего потрясло не то, что эта сотрудница не выполнила работу, а то, что она пыталась обмануть его".