— Я тоже скоро уеду отсюда, — сказала она, — и, представьте, тоже в Москву. Быть может, мы там увидимся.
Палтов рассеянно слушал ее. Голова его тихо кружилась, но первое неприятное впечатление отчасти изгладилось, и запах духов начинал казаться ему приятным.
— Что же это мы замолчали? — начала опять Алис. — Это оттого, что я — плохая хозяйка. Хотите кофе или чаю? Я сейчас велю подать.
Палтов попросил ее не беспокоиться, но она позвонила и на звонок вошла та самая девочка с диким взглядом и испуганным лицом, которая приносила ему записку. Алис приказала ей подать кофе.
Девочка вернулась тотчас же и принесла на маленьком подносе две крошечные и вычурные китайские чашечки. Одну она поставила перед гостем, другую перед хозяйкой. Она двигалась по комнате бесшумной легкой тенью и, исполнив все быстро и ловко, неслышно удалилась. Палтов подумал, что девочка хорошо вымуштрована.
— Как вы хорошо сделали, что пришли, — заговорила Алис. — Я боялась, что вас не застанут. Я все время сижу дома. Кажется, я немного простудилась, и доктор советует мне не выходить.
Палтов заметил, что она взволнована и говорит с каким-то лихорадочным, неестественным возбуждением. Она действительно казалась не совсем здоровой. Бледное лицо ее с ярко-горевшими глазами носило следы тайного страдания. И все-таки оно сияло такой жгучей, пленительной красотой, что Палтов не мог оторвать от нее взгляда. Она была в черном платье, которое придавало ей грустный вид и еще резче оттеняло ее бледность.
— Вы сегодня не в духе, — сказала Алис. — Что вы не пьете ваш кофе?
Палтов действительно и не притронулся к чашке. Кофе казался таким крепким и черным, а у него и без того тяжела была голова.
— Благодарю вас, что-то не хочется, — ответил он.
— Пейте, пожалуйста. Кофе отличный.
— Но вы сами не пьете. Посмотрите, ваша чашка совсем остыла.
— Вы отбиваете у меня аппетит. Выпейте хоть немного, за мое здоровье.
Она улыбнулась.
— За ваше здоровье, извольте! — согласился Палтов и отпил глоток.
Кофе показался ему горьким, затхлым и неприятным. И все кругом ему начинало очень не нравиться. И эта уединенная квартира, в которой, казалось, не было ни души, и эта комната, темная, пропитанная нездоровыми ароматами, и девочка с диким взглядом, и рыцарь в железных доспехах в гостиной, откуда время от времени доносился странный, зловещий звон.
Сама Алис показалась ему какой-то неестественной и не той, что была она прежде.
Но красота ее действовала на молодого человека так обаятельно, что он не мог относиться к ней неприязненно, и она возбуждала в нем странную жалость.
«Она, должно быть, несчастлива, — думал он, — ей не слишком-то хорошо живется. И кто эти люди, у которых она снимает комнату? Быть может, она совсем не то, что говорит».
— Как вас зовут? — тихо спросил он.
— Алис, вы знаете.
— Нет, ваше настоящее имя. Я хочу знать его.
— Теперь я вам не могу сказать его.
— И прошлый раз вы говорили тоже. Отчего вы не хотите быть со мной откровеннее?
— Теперь это неудобно, — загадочно сказала Алис. — После, в Москве, я вам все скажу.
— Я думал, вы живете одна, не в семействе, — сказал Палтов.
— Не все ли равно? Вам не нравится квартира?
— Дело не в том, квартира, правда, не идет к вам. Но я почему-то воображал вас совсем в иной обстановке… Впрочем, к чему говорить об этом?
Палтов замолчал. Ему хотелось бы вызвать Алис на откровенность, расспросить ее, узнать кто она, но он не умел приступить к этому.
Она была молчалива и тиха. Палтов глядел на нее и не узнавал в ней той остроумной и веселой собеседницы, которой она была в первый раз.
Она говорила неохотно и машинально, точно отвечала заученный урок. Не находя предмета для разговора и, очевидно, тяготясь этим, она беспрестанно напоминала ему о кофе и угощала им.
Палтов наконец решительно отказался. На губах Алис мелькнула едва заметная усмешка. Она вдруг стремительно поднялась с места.
— Мне нужно распорядиться… я сейчас, — быстро проговорила она. — Вот, займитесь пока.
И, подав Палтову большой, тяжелый плюшевый альбом, она вышла из комнаты.
Палтов раскрыл альбом и без особенного внимания стал рассматривать карточки, преимущественно женские. Все это были нарядные и кокетливые дамы, очевидно, принадлежавшие к артистическому кругу или к полусвету. Молодые, старые, красивые и банальные женские лица мелькали перед Палтовым бесконечной вереницей. А хозяйка все не возвращалась.