– Ничего не понимаю, – сразу же признался он.
– Какой-то негодяй бросил в витрину госпожи Яо камень с прикреплённой к нему гадкой запиской. Вы бы смогли её прочесть, будь снимок побольше. Ей предлагают уехать из города, пока с её лавкой не произошло чего похуже. Госпоже Яо пришлось заменить стекло на собственные средства, а полиция не предприняла никаких усилий, чтобы поймать настоящего злодея. Вместо этого они схватили нескольких совершенно беззащитных ребятишек с площади и посадили их за решётку. Я подумала, возможно, публикация этого снимка в газете расшевелит полицейских, чтобы те разыскали истинного злодея и отпустили детей... или хотя бы пробудит сочувствие местных жителей к бедственному положению госпожи Яо.
– Хм, а план неплох, – произнёс Кац. – К тому же публикация в газете – отличная реклама чайной. Она явно поможет ей поднять выручку. Алиса: «Английская белая спасительница вновь спешит на помощь», – а?
– Порой вы просто невыносимы, мистер Кац, – сказала Алиса. Она посмотрела на него, сузив глаза. – Речь совсем не обо мне, а о моей подруге и детях с площади. Мне даже не нужно, чтобы меня указали автором снимка. Я здесь, чтобы попросить вас отнести его в газету, поскольку из рук женщины материал могут не принять.
– Что ж, тут вы, как мне кажется, неправы. Не в том, что я невыносим, – я именно таков. Я барристер. Быть невыносимыми – наша прямая обязанность. Будь нас легко выносить, не было бы судебных дел. Полагаю, всякий в Кексфорде знает Алису, городского фотографа. И ваше участие только бы подогрело интерес к материалу. Скажем... – Он достал лупу и поднял её над фотографией, хмурясь. – Я так и не разобрал до конца, что говорится в записке, но почерк ужасно аккуратный и плавный для безграмотного шалопая с улицы, не говоря уже об иммигранте из России... Только взгляните на завитушки в конце.
– Да... Я абсолютна уверена, что мне уже известна личность негодяя. Полицейским, возникни у них желание, также не составит труда выяснить, кто написал записку и заплатил исполнителю за грязную работу. Наверняка это тот же человек, который отобрал у меня камеру, пытаясь выкрасть негатив.
– Вашу камеру? – спросил Кац, моргая. – Вас обокрали?
– Да, скорее ограбили. Я непременно с этим разберусь.
– На вас напали? – спросил Кац, вставая. – И украли камеру? Вы так спокойно рассказываете о преступлении, совершённом против вашей персоны!
– В данный момент происходит столько всего, мистер Кац, – сказала Алиса устало. – Как бы странно мои слова ни звучали, это не самая большая моя забота. Голова моя цела. Камеру можно заменить. Преступника поймают. У меня есть и другие дела. Целый мир... эм, целый мир прочих забот, к которым необходимо вернуться. Кое-что нуждается в спасении больше меня, мистер Кац.
– Например? Какие заботы могут занимать юную леди вроде вас... какие другие дела?
– Жаль, я не могу вам рассказать. Хотя поделись я частью проблем, это бы хорошенько разгрузило мои мысли, – сказала Алиса со слабой улыбкой. – Но после вы бы никогда не заговорили со мной впредь: вы бы отправили меня прямиком в сумасшедший дом.
– О, в этом я сомневаюсь, – произнёс Кац, приподнимая бровь. – В том смысле, что нам для этой цели не нужен особый дом. Все мы здесь не в своём уме.
Алиса пристально на него посмотрела. Однако он просто улыбался своей обычной бесхитростной улыбкой... возможно, чуть более ослепительной. У неё возникло желание сделать реверанс. Так она бы выиграла время, придумывая ответ. Момент затянулся, он был плотным и насыщенным, словно косой луч послеполуденного солнца, пробивающийся сквозь пыльное окно.
– Почему на вывеске снаружи нет вашего имени? – наконец спросила она. Вышло довольно глупо.
– О, – Кац закатил глаза. – Я пока не партнёр... думаю, потребуется ещё месяцев шесть и очередное знакомство с подходящим солиситором. Это непременно произойдёт: и вы, и моя мать будьте спокойны. Однако у меня есть все необходимые атрибуты, взгляните! – Кац подошёл к небольшому шкафу и с большей энергией, чем было строго необходимо, резко вытащил мантию с париком. – У меня даже есть зеркало, чтобы я мог убедиться: баки лежат волосок к волоску.
Он открыл шкаф до конца, демонстрируя простое, но длинное зеркало. В нём отражалась слегка искажённая версия привлекательного молодого человека: подбородок вытянулся до нелепой горизонтальной длины, а пальцы ног уменьшились до размера булавочных головок. Кац улыбнулся и надел парик, небрежно и криво. При виде этого зрелища Алиса рассмеялась – вслух, впервые за несколько дней, в реальном мире.