Алиса посмотрела на часы и кивнула.
— Съездишь за ней? А я подожду дома, — предложил я.
Алиса замотала головой.
— Нет, Джонни, мы поедем вместе. Сейчас нам нельзя расставаться. Я не хочу оставаться одна, да и тебя одного не оставлю.
— А как насчет завтра? Я ведь ещё не уволился с работы.
— Вот завтра и разберемся. А пока мы должны держаться вдвоем; и ещё нам следует научиться запирать двери.
Выйдя на улицу, она подчеркнуто заперла дверь. Дженни Харрис, наша соседка, подошла к нашему старенькому «форду» и поинтересовалась, ничего не случилось ли.
— Смотря как это оценить, — улыбнулась Алиса. — Как-нибудь я тебе все расскажу.
— Вы поехали за Полли?
— Да, — кивнула Алиса. — Мы уже и так опаздываем.
— На обратном пути заскочите в супермаркет. Там сегодня представляют новый стиральный порошок и, если тебя выберут из толпы покупательниц для того, чтобы помахать перед камерой свежевыстиранным полотенцем, то ты получишь двадцать долларов, в придачу ещё и целый ящик порошка. Там надо, правда, ещё сказать несколько слов, но ты не бойся — их даже не нужно заучивать. Перед тобой будут держать бумажку. Осчастливь их своим английским акцентом.
— Господи, как мне надоели все эти причитания по поводу моего английского акцента, — вздохнула Алиса, когда я разворачивал автомобиль. И ведь никому даже в голову не приходит, что правильно говорю именно я, а акцент — у вас, американцев.
— Это сообразить непросто. Надеюсь, ты не поделишься с Дженни нашими новостями?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты ей пообещала все рассказать?
— Это было не обещание, а обычная вежливость. Дженни — очень славная женщина. Ты сказал — у них черный «кадиллак»? Слава Богу — его не видно.
Детский сад располагался менее, чем в миле от нашего дома. Я оставил машину у входа и мы с Алисой прошли внутрь. В продленные часы воспитательницами в саду работали обычно две учительницы-пенсионерки, мисс Прюитт и мисс Климентайн, обе лет за семьдесят и очень довольные, что могут так подзаработать. Поскольку мы уже очень задержались, в садике остались только два ребенка — Полли среди них не было. Узнав нас, мисс Климентайн встала и с изумленным лицом заспешила навстречу.
— Что-нибудь случилось? — спросила она Алису.
— Нет. А где Полли?
— Как, разве она не дома, миссис Кэмбер?
— Дома? — Алиса на глазах вдруг побелела, как полотно, а у меня оборвалось сердце и противно засосало под ложечкой. Душу охватило то же щемящее отчаяние, которое я испытывал в «кадиллаке» Монтеса. — Надеюсь, вы её не отправили домой одну?
— Нет, конечно. Как вы могли такое подумать, миссис Кэмбер? Просто, когда за Полли заехала сестра мистера Кэмбера, я посчитала, что могу отпустить ребенка с ней.
Ладонь Алисы взлетела к губам.
— Сестра мистера Кэмбера?
Я едва не проговорился, что никакой сестры у меня нет, и хотел уже наорать на престарелую гусыню, но Алиса предостерегающе стиснула мое запястье. А сама сказала, совершенно спокойным тоном:
— Какая сестра, мисс Климентайн? Как она выглядела?
Увидев мое выражение, старушка что-то испуганно залопотала, но Алисе удалось её успокоить.
— У мистера Кэмбера две сестры, — объяснила она. — Прошу вас, мисс Климентайн, не нервничайте. Я просто должна знать, какая именно из сестер приезжала за Полли. Опишите её внешность.
— Она очень милая, миссис Кэмбер. В противном случае, уверяю вас, я бы не отпустила с ней Полли.
— Как она выглядела?
— Довольно темненькая, темные глаза, темные волосы и очень-очень хорошенькая. Такая вежливая, воспитанная и совсем-совсем молоденькая. Я ещё подумала, что она совершенно не похожа на мистера Кэмбера.
— И Полли охотно пошла с ней? — спросил я.
— Она сказала Полли, что приехала за ней по вашей просьбе, и вручила ей изумительную куклу. Просто потрясающую куклу. Глаза у Полли разгорелись — больше она ничего не видела и не слышала… Надеюсь, ничего не случилось?
— Нет, — прошептала Алиса. — Все нормально.
И, не выпуская из руки моего запястья, повела меня к машине.
7. Монтес
Мы молча сидели в машине. Теплые лучи весеннего солнца пронизывали ветви деревьев, выстроившихся по обеим сторонам улицы. Весна в этом году была ранняя и кроны деревьев уже были подернуты нежным изумрудным налетом. На лужайке перед детским садиком порхали пташки, а чуть поодаль вышагивали, взявшись за руки, маленькие мальчик и девочка.
Самая обычная мирная картина, типичная для любого нью-йоркского предместья, но для меня — не было сейчас зрелища ужаснее. Мир внезапно сошел с ума.
— Ты просто не понимаешь, ты ни черта не понимаешь, — бубнил я Алисе. Мне и в самом деле казалось, что никто не способен понять глубины охватившей меня пустоты и тупого отчаяния, вгрызавшегося циркулярной пилой в мое нутро.