— Кэмбер! — снова выкрикнул он. — Я знаю, что вы меня слышите!
Полли теперь тоже уставилась на меня расширенными от страха глазенками. Я с трудом заставил себя улыбнуться ей, снова прижав палец к губам.
— Слушайте меня, Кэмбер! — позвал Монтес. — Я знаю, что вы где-то рядом. Похоже, я недооценил вас, и теперь горько в этом раскаиваюсь. Это была страшная, почти роковая ошибка. Но — что сделано, то сделано. Ночь выдалась скверная для нас обоих, но все ещё можно поправить. Я хочу заключить с вами сделку.
Он выжидательно замолчал. Это был тонко рассчитанный тактический и психологический ход, ведь я ощутил почти непреодолимое желание ответить ему. Мне пришлось напрячь всю волю, чтобы промолчать.
— Ну, хорошо, Кэмбер. Будем считать тогда, что вы предпочитаете сперва выслушать мое предложение. Это вполне разумно. А предлагаю я следующее. Отдайте мне ключ. Взамен вы получите десять тысяч долларов, которые у меня с собой. Кто старое помянет, тому глаз вон. Если Ленни там с вами, то я готов заключить мир и с ней. Если хотите её, пожалуйста — она ваша. Я не стану возражать.
Алиса ела меня глазами; её лицо превратилось в гневную маску.
— Кэмбер! Я жду вашего ответа!
Вдруг Полли заплакала. Алиса, склонившись над малышкой, принялась уговаривать и успокаивать её.
— Кэмбер! Я не люблю, когда меня водят за нос — к сожалению, многие люди убеждаются в этом слишком поздно. Я слышу вашего ребенка и я знаю, что вы там! Отвечайте мне!
Полли успокоилась и затихла. Алиса что-то нежно нашептывала ей. Ленни снова отвернулась и смотрела в темноту, подперев кулаками подбородок.
— Что ж, Кэмбер, тогда слушайте меня! Ваша лодка — не чета моей. Я вооружен, изобретателен и целеустремлен. Я не люблю угрожать, но, если вы не оставите мне другого выбора, буду вынужден применить силу. Вы меня поняли? Если вы сомневаетесь в том, что я приведу свою угрозу в исполнение, посоветуйтесь с Ленни. Я предлагаю вам честную и справедливую сделку. Вы согласны?
Он выждал несколько секунд, потом завел двигатель и двинулся к югу.
Этот толстяк угостил меня незабываемым обедом, вкус которого я до сих пор ощущал какими-то уголочками мозга. Он также подпоил меня и ещё обучил нескольким разновидностям страха и душевного ужаса. С головы до ног я был покрыт кровью его приспешников, а на носу моей лодки сидела его жена.
Но, несмотря на все это, страха перед ним я почему-то не испытывал. Возможно, из-за усталости. Мной овладела непонятная эйфория — не слишком подходящее, но и не самое неприятное ощущение. Почему-то я вбил себе в голову, что самое страшное уже позади; почему — объяснить я был не в состоянии.
Я знал, что Монтес высматривает прогал в зарослях, чтобы провести катер в нашу протоку, и понимал, что рано или поздно он найдет его. Сейчас, оглядываясь назад, я отдаю себе отчет, что мог тогда поступить гораздо умнее и изобретательнее, но тот день вообще мало отличался разумными поступками с моей стороны. Я мог бы, например, повернуть на юг и надеяться на то, чтобы оторваться от Монтеса и затеряться в лабиринте островков и каналов; но, должно быть, я был слишком измучен, чтобы играть с ним в прятки. Мне хотелось как можно скорее вырваться из зловещих объятий Мидоуса к людям, домам и полиции, и я, запустив мотор, до отказа открыл дроссель и устремился по каналу на север.
Я уповал — и очень глупо — на то, чтобы сбить Монтеса с толку. Он направлялся на юг в поисках поперечного прохода и надеялся, что успею отойти достаточно далеко, чтобы окончательно сбить его со следа.
Однако Монтес не позволил обвести себя вокруг пальца. Едва услышав шум моего мотора, он круто развернул свой катер к северу и помчал параллельным курсом, резонно посчитав, что рано или поздно наши пути пересекутся. И он оказался прав. Не успел я выскочить в залив, как его катер уже настиг нас и пошел бортом к борту. Одной рукой Монтес держал рулевое колесо, а во второй сжимал люгер.
Я заглушил мотор, Монтес тоже выключил свой двигатель, и наши суденышки начали дрейфовать рядом. Я сидел на корме, сжимая дроссель. Алиса прижимала к себе Полли, а Ленни держалась совершенно неподвижно.
В целом, развязка получилась скучная, без особой драмы, страсти или борьбы — глупый поступок с моей стороны был по справедливости наказан вооруженным пистолетом толстяком, а все мои усилия пошли прахом.
Я ощущал себя бесконечно усталым, побитым и неспособным сопротивляться. Ленни, похоже, тоже сдалась. Она скорчилась на носу в три погибели, лишь повернув вполоборота голову, чтобы видеть Монтеса.