– Это было прекрасно, – честно признался я.
– Правда? – Алиса улыбнулась. – Я еще и не так могу!
– Ну-ка, валяй.
Мы пошли дальше, и Алиса начала перечислять разные грязные слова. Запас у нее оказался неплохой. Если слово или выражение мне особенно нравилось, я просил, чтобы Алиса сказала его по буквам или употребила в контексте – тогда она разыгрывала для меня какую-нибудь пошлую сценку, чтобы донести весь отвратительный смысл. Идти стало намного интересней. А потом, когда матерные слова и выражения кончились – хотя Алиса обещала обязательно вспомнить еще – я предложил поиграть в игру: мы должны были по очереди вспоминать и называть имена знаменитых самоубийц.
– Кобейн, – начал я, улыбнулся и кивнул на принт на Алисиной майке.
– Эй, так не честно! – Она притворилась, что обиделась и застегнула куртку.
– Тебе на «н».
– Ладно, дай подумать… Сейчас… Как звали того актера, который играл в «Убить Билла»? Он еще удавился, пока пытался кончить, м?
– Дэвид Кэррадайн?
– Черт, не подходит! – Алиса поджала губы.
– Да и, по-моему, никакой он не самоубийца, – сказал я. – Думаю, он просто хотел как следует оттянуться.
– Не будь таким занудой, может он убивал двух зайцев сразу? – сказала Алиса, а потом задумалась и почти сразу же воскликнула: – О, Николай Первый, который император! Он же, вроде, отравился?
– Вообще-то это имя, а не фамилия. – Я специально сказал это отвратительно занудным голосом.
– Ну уж нет, не отвертишься, тебе на «й»! – Она ударила меня по плечу и засмеялась.
Ее улыбка, короткие смешные волосы и сверкающие глаза. В такие моменты я отказывался верить, что Алиса твердо решила умереть. Такой живой она казалась, когда смеялась.
Мы шли, говорили, несли подобную чушь, пока не добрались до высоток. И вдруг я узнал это место: мы были на юго-западе Москвы, в районе, с которым у меня было связано много неприятных воспоминаний, относящихся к тем временам, когда я играл в группе, и часто околачивался неподалеку, потому что здесь был репетиционный подвал. Не стану рассказывать о том, что случилось, но, в общем, после всего я оставил гитару пылиться в углу, поступил в универ, и больше сюда не приезжал. Думаю, у каждого есть внутри такие вот истории, связанные с каким-нибудь городским районом. Идешь по улице – и вдруг наваливаются воспоминания и начинают душить. Никуда от них уже не сбежишь.
Короче говоря, меньше всего мне хотелось оставаться в этом районе одному, а Алиса как назло вдруг начала открыто сливаться. Она снова сказала, что благодарна, что рада, что провела день с кем-то, пожелала мне, чтобы я собрался с духом и тоже исповедался в клубе самоубийц, что отсюда до метро ходят автобусы, и что она, наверно, уже поедет. Она начала, как это обычно бывает, когда прощаются навсегда, вываливать все в кучу, а я думал только о том, как бы заставить ее остаться. Мне уже дико хотелось спать, но я вдруг всерьез подумал, что ради Алисы могу согласиться на то, чтобы никогда больше не закрывать глаза. «Но ведь день еще закончен, сейчас всего два часа дня!» – сказал я. «И что же ты предлагаешь?» – устало спросила Алиса. Я предложил ей пойти в бар, вернее, затащил ее в первый попавшийся по дороге. Просто это было первое, что пришло мне тогда в голову.
10.
Было еще совсем рано, и в баре было пусто, даже бармен странно на нас покосился из-за своей стойки, когда мы садились за столик в углу. Алиса сразу сказала, что не пьет и что останется «только на один безалкогольный коктейль». Но никто из нас не разбирался в коктейлях, поэтому мы по ошибке заказали алкогольный – Алиса не сразу это поняла, а потом было уже поздно, и обратного пути не было. Вскоре мы перешли на виски и быстро разговорились. Это был один из тех пьяных разговоров, когда мне совершенно не приходилось думать о том, что сказать, все выходило само собой, и мы просто понимали друг друга, а ведь с Алисой этого добиться нелегко, я-то знаю.
Мы говорили обо всем подряд минут сорок, а потом я откинулся и у меня закружилась голова. Обои в рябящую полоску, потолок и даже угрюмый бармен показались мне прекрасными, настолько я уже был пьян.