Помню, я потом лежал у себя с закрытыми глазами, за всеми этими запертыми дверьми, знал, что мне не помешают, слушал музыку через хрипящие колонки и думал об Алисе как о девушке. Я имею в виду, мечтал об Алисином теле: о ее художественно порезанных запястьях, о ее губах, о ее ребрах под майкой с надписью «Nirvana». Я чувствовал себя виноватым, я знал, что это было неправильно – мастурбировать, думая об Алисе. Это звучит ужасно мерзко, я и сам себя чувствовал погано, но ничего не мог с собой поделать. Это странно, но, когда я мастурбировал раньше, думая о незнакомых девушках из сети, которых я не любил, я делал это как будто механически. Просто удовлетворял свою потребность. Но с Алисой все было не так: я чувствовал себя преступником, как будто я прикасался грязными руками к чему-то чистому, как будто мое воображение могло оскорбить ее. Наверно, зря я об этом рассказываю. Просто так я пытаюсь объяснить, чем Алиса была для меня. Она была первым чистым человеком за очень долгое время. Человеком, котором мне хотелось обладать физически и духовно. Вот что я хочу сказать.
Сразу после того как я закончил, зазвонил телефон. Меньше всего мне хотелось с кем-нибудь говорить в тот момент, но телефон все звонил и звонил, и я решил ответить, подумал, что это могла быть Алиса. Это оказалась не она, а мой знакомый, с которым мы шатались на пустыре, когда я увидел объявление клуба самоубийц. Он был в хорошем настроении, спрашивал, как я там, чем занимался все это время, извинялся, что не звонил. Я тоже извинился, что не набрал сам, соврал, будто у меня были дела. Кое-как мы вроде разговорились, и я даже был благодарен приятелю, что он обо мне вспомнил, но потом оказалось, что ему просто нужны были деньги в долг. Черт, а как издалека он начал, меня аж передернуло: «Слушай, мы ведь с тобой уже сколько лет знакомы, а? О, почти пять лет, точно-точно, с девятого класса». Он знал, что я подрабатывал только летом, а вот уже несколько месяцев у меня у самого ни черта не было, но все равно мне позвонил, потому что, видимо, не хотел упускать даже малейшую возможность. Я честно сказал ему, что у меня осталось тысяч десять, которые я уже отдал тетке, потому что жил за ее счет. Мне было интересно, что он скажет, поэтому я добавил: «Но если тебе очень нужно, я могу попросить деньги назад». И тогда мой приятель сказал: «Ты меня так выручил!». Черт, честное слово, мне не было жалко денег, но он сказал это так, как будто все было уже решено. Я спросил: «А что там у тебя случилось?». Он ответил: «Да так, просто долг надо вернуть, а то тот парень меня уже достал!». И если этот дурак мне не врал, то он унижался и брал в долг, чтобы отдать долг. Вот таких вещей я никогда не понимал. Из-за таких вещей, я, наверно, и не хотел жить как все.
Мы договорились, я встал с кровати, постучал к тетке и забрал эти сраные деньги, за которыми вскоре должен был заехать мой друг. Я сделал это несмотря на то, что был уверен, что никогда его больше не увижу. Сейчас я думаю, что действительно убивал «свою любимую» тетку такими вот поступками, но тогда во мне все горело, и мне было по херу, что будет потом. Я просто мечтал, чтобы весь мир оставил меня в покое, и я мог бы продолжить спокойно думать об Алисе. Как же я был на ней повернут, только за нее я, кажется, тогда переживал.
12.
В следующую субботу начался октябрь. Алиса мне так и не позвонила, поэтому я опять поехал на заброшенный комбинат в туманной надежде вернуться к самому началу и встретить ее в комнате с розовым слоном.
Из-за проблем с деньгами у меня не хватало даже на проезд. Я добрался до станции пешком, а там у турникетов повсюду торчали менты, как будто им больше заняться нечем, кроме как ловить зайцев. В общем, перелезть не было никакой возможности, и мне пришлось спрыгнуть на рельсы и пройти вдоль них по уже кем-то вытоптанным осенним листьям до самой платформы. Только когда сел в электричку, я заметил, что где-то по пути умудрился потерять мобильник – ту единственную ниточку, которая могла привести меня к Алисе в случае чего. Двери закрылись, поезд тронулся, и мне оставалось только ругать себя, никчемного косорукого кретина, за то, что не проверил карманы.