Не знаю, стоит ли эта простая истина моих не слишком точных слов, не знаю, поймет ли меня кто-нибудь, но знаю точно, что мне станет легче, когда я допишу эту историю до конца, чтобы она перестала висеть у меня на душе тяжелым грузом.
22.
Было очевидно, что этот день настанет – что наш «special k» однажды кончится и все изменится, но я не был к этому готов. В жизни я вообще никогда и ни к чему не был готов, все просто случалось и мне потом приходилось мириться с результатом. Накануне у нас с Алисой был еще один прекрасный вечер: мы танцевали в наушниках под очередную любимую Алисину песню, голые стены вокруг рассыпались на части, в полумраке в воздухе, как в формалине, плыли бумажные китайские фонарики и золотые рыбки. Мне казалось, что мы стоим на самом краю плотины, что вода обрушивается в необозримую даль под нашими ногами, и нам было страшно и вместе с тем хорошо – так страшно и так хорошо, что мы не могли выговорить ни слова, а только улыбались друг другу. А на следующее утро, вернее, было уже около двух часов дня, я проснулся и понял, что все кончено. Кетаминовая осень так просто ушла, превратилась в холодильник и выпала из окна, и теперь ее тоже увозит мусоровоз на какой-нибудь пустырь или свалку. Внутри у меня все перевернулось.
Я не был зависим от «special k», вовсе нет. Химической зависимости не было точно. За все время мы с Алисой вмазались раз шесть, не больше, а этого слишком мало, чтобы стать торчком. Если верить Берроузу, чтобы хоть как-то сесть с чистяка, нужно ширяться по крайней мере три месяца дважды в день. А я даже ломки потом не испытывал, и вообще не уверен в том, что кет может вызывать ломку. Похмелье – похмелье было, но оно проходило, иногда, правда, выворачивало, но потом, спустя сутки или около того, все приходило в норму. Это я сейчас о физическом состоянии – с ним все было в порядке. Но когда я увидел, что ампул больше не осталось, то испугался, что потеряю Алису и эти странные дни навсегда. «Ты спрыгнешь со мной с плотины?» – затрубил слон в моей голове, и во рту у меня все пересохло, я сполз на пол и обхватил голову руками.
Алиса проснулась позже меня. Я почему-то соврал ей, что немного ампул у нас еще осталось, что я просто убрал их в карман. Она успокоилась, так что я решил, что у меня есть время по крайней мере до вечера, чтобы что-нибудь придумать. В общем, я снова не принял никакого решения, а просто, как умею, продолжил оттягивать неизбежное, которое уже звенело как перетянутая струна, и готово было вот-вот порваться.
В последнее время у Алисы была полоса хорошего настроения, поэтому сразу после подъема мы протрепались почти без перерыва. Я старался выглядеть как можно более веселым, но, мне кажется, Алиса заметила, что со мной было что-то не так, хотя ничего и не сказала. Она просто внимательно смотрела мне прямо в глаза, а я отводил взгляд, как какой-то школьник. Я для Алисы был открытой книгой – ничего не мог от нее скрыть, она читала меня насквозь.
В этот раз во время разговора все было довольно подозрительно: Алиса проявляла удивительно много внимания ко мне и к моему прошлому, а ведь раньше мне казалось, что я был ей совершенно не интересен. Мы сидели на полу, и она расспрашивала о моем увлечении гитарой, хотела узнать, почему я перестал играть в группе. Я ответил: «Меня попросили, потому что я забивал на репетиции и не учил материал». Алиса засмеялась, как всегда прикрыв губы рукой, – никогда не забуду этот жест – и сквозь смех сказала: «Значит, ты был слишком безответственным для рок-группы?». Я тоже улыбнулся и пожал плечами: «Выходит, что так».
Может быть, Алиса считала, что чем-то была мне обязана и просто хотела как-то подбодрить меня этим своим вниманием перед тем, что нам предстояло – перед двойным самоубийством. Но она не знала, что я вовсе не собираюсь прыгать с плотины, а наоборот – хочу спасти ее саму от этой глупости. Я все еще надеялся, что мы переживем нашу меланхолию, что потом все будет хорошо, нужно только потерпеть и подождать – и тогда раны сами по себе, как по волшебству, заживут, и мы с Алисой, взявшись за руки, уйдем в закат под прекрасную музыку и финальный титры...
Для нас день только начался, а тяжелое солнце, едва появившись над дальними высотками, уже покатилось вниз, как под тяжестью серых облаков и дыма красно-белых труб. Время летит как сумасшедшее, когда этого совсем не хочется. Алиса поднялась с пола сказала, что ей надо спуститься к консьержке, чтобы воспользоваться розеткой и подзарядить плеер для нашей личной ночи откровений. Она сказала с улыбкой: «Сегодня ведь суббота, сядем с фонарем напротив друг друга, как будто мы в клубе, и расскажем какие-нибудь ужасные секретики, подурачимся напоследок, м?». Это была очередная Алисина шутка, и мне снова не было смешно. «Стой, сегодня что, правда суббота?» – спросил я и задумался.