Свистун выскочил из конференц-зала, промчался через приемную, пронесся по коридору. Нелли стояла около лифтов, отвернувшись к стене и понурившись. Твелвтрис был рядом, он шептал ей что-то ласковое, стоя вплотную и разве что не дотрагиваясь до нее. Пуласки спешил к ним по коридору.
Нелли подняла голову, покачала ею. Твелвтрис отпрянул от нее. Нелли обернулась. Презрительно посмотрела на него, подождала, пока он не уберется с дороги. Затем прошла по коридору мимо Пуласки и сказала Свистуну:
– Спустимся пешком.
К тому времени, как Свистун и Нелли оказались внизу, Твелвтрис и Пуласки успели спуститься на лифте и покинуть здание. Стеклянная дверь только что захлопнулась за ними.
– Ну что, досыта наслушались? – спросила Нелли.
Свистун утвердительно кивнул.
– Надо было вам оставаться в зале, чтобы увидеть, как этот сукин сын на меня пялился.
– Кое-что я увидел.
Он открыл дверь, выпустил Нелли, шагнул следом за нею в убийственный зной. Такой зной, что они чуть было не спрятались от него обратно в здание.
– Ну, и как, по-вашему, нужен мне телохранитель?
– Я покручусь возле вас.
– Что ж, я рада. Не хотелось бы мне идти на сегодняшнюю вечеринку одной. – Она внезапно остановилась и заговорила, не давая Свистуну возможности вставить реплику. – Не говорите этого, Уистлер. Я понимаю, что это безумие. И не собираюсь ничего объяснять.
Она была так огорчена и растеряна, что при всем своем хладнокровии, казалось, вот-вот была готова Расплакаться. Спорить с ней или хотя бы обсуждать что-нибудь не имело смысла.
– Надо бы выпить, – сказала она. – Непременно надо выпить. Есть тут одно местечко за углом.
Она взяла Свистуна под руку и легонько прижалась к нему.
Когда они вошли в бар, Свистуна бросило в дрожь. Из огня в лед и обратно – так он коротал весь сегодняшний денек. «У Милорда» было бы, конечно, безопасней, да и кондиционер работал там не на всю катушку.
Маленький бар оказался довольно людным. Несколько молодых мужчин и женщин, одержимых карьерными устремлениями, обсуждали интересующие их вопросы: работу, раскрутку, ужин, уикэнд на Гавайях, разовый перепих.
Свистун и Нелли сели к стойке. Бармен был профессионально равнодушен.
– Джинджер-эль с ликером без вишенки, – сказала Нелли. – Взболтайте, но не в миксере, и подайте со льдом.
Свистун обошелся лимонадом.
– Ну, и что теперь? – спросил он, когда им подали два бокала.
– Одному Богу известно. Если это был всего лишь первый раунд, то я не уверена, что продержусь до конца поединка. – Она полезла в телесного цвета сумку и извлекла оттуда опись подлежащего разделу имущества. – Не угодно ли посмотреть?
– Я кое-что слышал своими ушами.
– Не правда ли, совсем недурно для простого затейника?
– А вы бы чего хотели? Чтобы он без сопротивления отдал вам половину всего, что я прослушал, и всего, чего я не слышал?
– Я ухватила его за яйца, и они все это понимают.
В тоне, которым она произнесла это, отсутствовало ее всегдашнее очарование.
Она допила свой бокал до сладкого донышка.
– Вы закончили? – спросила она у Свистуна. – Тогда, пожалуй, пойдемте. У меня до вечера еще кое-какие дела. Хочу повалить его нокаутом.
Глава четырнадцатая
Свистун был официально нанят охранять ее тело, но это не мешало ему удивляться, с какой стати он облачился в свой лучший черный костюм, нацепил шелковый галстук и отправился эскортировать Нелли Твелвтрис на вечеринку по случаю дня рождения ее падчерицы, с которой и она сама была едва знакома, в дом к человеку, которого она ненавидела и который только что бросил ей в лицо самые грязные обвинения.
Пути Хуливуда были неисповедимы – и Свистун размышлял сейчас над этим. Не только «папе» Хемингуэю, но и невозмутимым китайцам показалось бы, что здешний люд просто-напросто спятил.
На какое бы впечатление ни рассчитывала Нелли, впервые отправившись к «Милорду» нанять себе телохранителя, это не шло ни в какое сравнение с подготовкой, проделанной ею перед прощальным визитом в дом мужа.
Платье было нежно-изумрудным, что соответствовало цвету глаз и выигрышно контрастировало с рыжими волосами. Непременный боковой разрез поднимался выше мыслимых и немыслимых пределов, заставляя зрителя томиться надеждой, будто ему удастся мельком заглянуть в святая святых. Чулки – лунного цвета с люрексом. Туфельки представляли собой две крошечные колясочки на высоких изумрудных ножках.
Свистун в своем черном шерстяном костюме чувствовал себя обыкновенным водилой.
Поехали они, правда, не на его старом «шевроле». Он мог только догадываться, почему Нелли отказалась от поездки на собственном «мерседесе». И он сам, и его машина представляли собой откровенный вызов Твелвтрису, давая ему понять, что не в деньгах счастье, а мужская сила – тем более. Пусть все остальное достается Твелвтрису – но, конечно, не раньше, чем Нелли получит свою половину.
– В любом баре, – сказал Свистун, – нашлись бы мужики, готовые убить кого угодно, лишь бы им позволили слизывать пыль с ваших туфелек.
– В ваших речах столько сахара, что мне угрожает диабет. Но что, я действительно потрясающе выгляжу?
– Выглядите так, словно рассчитываете на примирение с Твелвтрисом.
– Я просто хочу показать этому сукину сыну, что он теряет.
– Ладно, как вам будет угодно. Но могу ли я задать вам еще один вопрос?
– Если он не связан с проблемами любви и брака.
– Вы не боитесь ненароком вывалиться из этого платья?
– А что, ведь прелюбопытное получилось бы зрелище.
– Тогда хотя бы предупредите меня заранее. Мне не хотелось бы, чтобы другие мужики затоптали меня до смерти.
Перегнувшись (на таком тесном сиденье это не составляло труда), она легонько поцеловала его в щеку. На щеке у него остался след от помады, правда, не размазанный. Затем отвернулась и принялась вертеть в руках тщательно упакованный подарок для Дженни Твелвтрис.
Свистун въехал в широкие ворота, узор на решетке которых изображал число двенадцать в соответствии с фамилией Твелвтрис.
– Здесь вы и жили? – спросил он.
– Здесь я пребывала в заточении, – ответила Нелли, рассмеявшись так, словно чрезвычайно удачно пошутила.
Свистун вышел из машины и открыл дверцу перед Нелли, прежде чем это успел сделать кто-нибудь из слуг в алых ливреях. Подоспевший было слуга отдернул руку с такой стремительностью, словно испугался, что его накажут, – то ли за чрезмерную предупредительность, то ли, наоборот, за нерасторопность.
– Не беспокойся, парень, – сказал ему Свистун. – Я сдаю студиям машины напрокат. Это классика.
– В каком смысле классика?
В холле выстроилась целая очередь гостей, стремящихся принести формальные поздравления Твелвтрису и Дженни.
На хозяине дома был голубой шелковый пиджак. На его дочери черное платье, обтягивающее ее, как перчатка, из которой торчат наружу три пальца.
Нелли, встав в очередь, предпочла держаться на определенном расстоянии от предыдущей пары. И когда пришло время, сделала в освободившемся пространстве семь шажков, слившихся в одну царственную симфонию, и подставила Твелвтрису щеку для поцелуя.
Он хотел было поцеловать ее в губы, и его рука зашарила у нее по талии и ниже, будто спеша ухватить Нелли за задницу, но она уклонилась и от поцелуя, и от объятия.
– Не надо. Этих привилегий ты уже лишен.
Нелли и Дженни не столько поцеловались, сколько чмокнули воздух в некотором удалении от губ и той, и другой, после чего Нелли вручила подарок.
Твелвтрис положил ей руку на левое плечо как раз в тот миг, когда справа от нее оказался Свистун.
– Дженни, – вопросительно протянул Твелвтрис.
Вместо того чтобы передать подарок Нелли служанке, Дженни сама понесла его туда, где грудой лежали уже сделанные ей подношения.
– Вы частный сыщик, верно, Уистлер? – такой гнусной ухмылки, которая появилась сейчас на губах у Твелвтриса, Свистун в жизни своей не видывал. – Слышал, что ваше агентство оказывает услуги во всем спектре.