– Никаких Ботфортов.
– Посмотри на Мать Фелиции.
Чарли так и сделал. В воздух поднялось изрядное облачко пыли. Свистун достал носовой платок и обтер лицо.
– Ничего нет, – сказал Чарли.
– Посмотрим восьмидесятый.
В указателе на восьмидесятый год они ее обнаружили.
– Коннорс, – сказал Чарли. – Ее фамилия Коннорс. Ах ты, дьявол.
– А в чем дело?
– Этот ящик в самом низу. Придется убрать шесть штук, прежде чем мы до него доберемся.
– Если упадешь в обморок от усталости, я проделаю тебе искусственное дыхание рот в рот, – сказал Свистун.
Чарли отошел и вернулся со стремянкой. Взобрался на самый верх и принялся по одному спускать ящики. В конце концов они добрались до того, в котором хранилось досье на Мать Фелиции, или Ботфорты.
Отыскать само досье оказалось уже совсем просто.
Свистун узнал, что Алиса Коннорс, она же Ботфорты, она же Мать Фелиции, умерла в центральном приемном покое службы «скорой помощи», не оставив домашнего адреса. Ей не было и сорока, хотя судебно-медицинский эксперт сделал приписку, согласно которой состояние внутренних органов и тела соответствовало шестидесятилетнему возрасту. Причиной смерти был назван разрыв селезенки. Последняя страница досье содержала загадочную для Свистуна пометку округлой формы.
– Что это значит, Чарли?
– Это значит, что копии отосланы в суд, в службу розыска пропавших без вести, окружному прокурору и в отдел по расследованию убийств. И еще в фонд имущества, вместе со всеми ее вещами.
– Но у нее были две дочери. Разве вещи не должны были передать им?
– Если у нее обнаружили наличные деньги, то их отдали. А при нераскрытом убийстве все остальное складируется на хранение.
– А как тебе кажется, теперь, по прошествии семи лет, убийцу еще ищут?
– Нет, не думаю. Но дело, как видишь, по-прежнему не закрыто.
– Спасибо, – сказал Свистун и поскорее отправился на выход из царства мертвых.
– Эй, – крикнул ему вдогонку Чарли. – А ты не хочешь помочь мне забросить эти ящики на место?
Свистун не сбавил шага.
– Большое спасибо, Свистун. Рад был услужить. Больше сюда не показывайся.
Твелвтрис страшился многого. Очутиться на старости лет без гроша в кармане. Заразиться СПИДом от какой-нибудь девки, путавшейся до него с бисексуалом. Умереть на группняке в объятиях и под хохот двух голых баб. Свалиться с яхты и утонуть, пока резвящиеся вокруг детишки будут смеяться, полагая, что дядя забавляется. Поскользнуться на использованном презервативе и сломать себе шею. Задохнуться, подавившись куском мяса. Но сильнее всего его пугала перспектива очнуться после глубокого, как сама смерть, послеобеденного сна и обнаружить, что, кроме него, во всем городе не осталось ни единой живой души.
Именно нечто подобное он и ощутил сейчас, окинув взором пустынное ложе. Даже Милли Босуэлл сгодилась бы, мрачно подумал он.
А ведь было время, когда он старательно изучал ее рыхлое тело.
Прошла всего пара месяцев с тех пор, как ему удалось вырваться из вонючего болота придорожных гостиниц и задрипанных ночных клубов. Он последовательно принял участие в целой серии ток-шоу: сперва с Дугласом (а ведь ты и сам вполне можешь повторить судьбу этого ублюдка!), потом с Гриффином и с Карсоном, начал выступать в еженедельном шоу на местном телевидении и в ежедневном тоже – но только по будням и в дневное время. И почувствовал себя готовым вступить в Большую Игру. Поучаствовать в еженедельном варьете. Или, лучше того, в полуночной развлекательной программе.
Он задумался над тем, как и с чьей помощью этого добиться. У кого ключ от шкафов, наполненных телами списанных в тираж телезвезд. Начал наводить справки и выяснил, что все пути ведут к Железной Бляди, то есть к Милли Босуэлл. Вот он и занялся тем, чем следовало, а именно оттрахал ее вдоль и поперек. Ну, и что в том, собственно говоря, плохого? В армии и в кочевой жизни ему приходилось вытворять и похлестче. Да что там, долгие годы он трахал кого ни попадя, из ночи в ночь. В сельской глуши, в захолустных городках, в злачных заведениях, кишащих педерастами, бисексуалами, нейтралами и существами, которым и названия-то подыскать было нельзя. Созданиями вроде этой злосчастной бабы по кличке Ботфорты.
Он стремительно сел, словно в зад ему воткнули шило. К нему вернулись воспоминания о кассете, которую подсунула ему прошлым вечером Нелли. О Господи! Ума не приложить, как ей удалось заграбастать эту штуковину. Полиция наложила тогда лапищи на сделанную лично им запись и приобщила ее к материалам следствия. У него, правда, остался дубликат. Конечно, она могла, порывшись в его вещах, найти этот дубликат и сделать с него собственную копию.
Глупостью было, конечно, делать эту запись. Так, потехи для. Чтобы нагонять страх на новых шлюх. Вроде того, как он прокручивал им всякие страстимордасти на видео. Включая те, с убийствами. Но и они существуют только для развлечения. И приобрести их можно на любом углу.
А вот собственных свиданий записывать явно не стоило. Это было и глупо, и опасно. А с другой стороны, откуда ему было знать, что она отдаст концы?
Полицейские выдавили из него это признание. Нагнали на него страху – и выдавили. Он сам вручил им запись, лишь бы доказать, что вовсе не убивал эту потаскушку. Конечно, запись свидетельствовала об известной склонности к садизму, но ничуть не в меньшей мере доказывала и то, что она покинула его дом еще живой.
А теперь Нелли предупреждала его при помощи этой кассеты. Объясняла ему, что не остановится перед тем, чтобы снова вывалить всю эту грязь наружу. Как знать, может, она изготовит сотни копий и разошлет их по всему городу. Такая история поставит его на колени… Да что там!.. Просто-напросто уничтожит.
Он взял себя за запястье, чтобы проверить пульс. Сперва вообще не нашел его. И принял новую порцию адреналина. И тут же пульс отозвался на это громовыми раскатами. Не только на запястье, но и в ушах. Тем более что в доме стояла полная тишина.
Неужели в этом чертовом доме действительно никого нет? Так что же у него, интересно, за охрана? Какого хера он держит на службе парочку поляков?
Он встал с дивана и бросился к двери. Остановился в коридоре второго этажа, прислушался. Ничего! Только шум автомашин, проносящихся у подножия холма, напоминающий дальний прибой. Внезапно у него разболелась голова.
– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Есть кто-нибудь во всем этом чертовом доме?
Он услышал голосок Дженни, слабо доносившийся из-за дверей ее спальни. Разобрать слов он не мог. Но ему показалось, будто она кричит:
– Папочка, папочка! Уолтер по моей просьбе ушел в магазин за покупками.
Он прошел к ней в спальню.
– Где ты? – заорал он с порога.
В спальне ее не оказалось. Шелковое покрывало на кровати было смято, на нем валялся киножурнал. Не следовало бы ей валиться на покрывало, подумал Твелвтрис. Одетой, да, должно быть, и обутой. Что за ребячество!
Дверь в примыкающую ванную была приотворена на дюйм-другой. Оттуда слышались легкие всплески, словно в ванне возился ребенок. Твелвтрис подошел к приоткрытой двери. Он решил сказать дочери, что нельзя валяться на кровати, не сняв покрывала. Кончиками пальцев он толкнул дверь. Она открылась с поразительной легкостью, все это было похоже на цирковой фокус.
Дженни сидела в ванне. На мгновение ему показалось, будто он испугал ее. Однако она ничего не сказала. Просто улыбнулась – точь-в-точь как улыбалась Мэрилин, когда не могла сразу угадать его настроение.
– Наверное, папочка, тебе не стоит глазеть на меня.
– Да уж конечно, – ответил Твелвтрис, однако и не подумал отвернуться.
– И лучше бы тебе выйти.
– В последний раз я видел, как ты моешься, когда тебе было пять. Самое большее шесть.
– Нет, мне было больше. Я сама это помню.
– Я сейчас проснулся и сначала не понял, куда попал. Строго говоря, решил, что я у вас, с твоей матерью, а тебе всего десять. – Он описал рукой насмешливый жест. – Увидел журнал, увидел, как ты смяла покрывало, и решил выбранить тебя за неаккуратность. За то, что ты валялась на кровати в туфлях. Помнишь, ты так и делала?