Ее смех обогрел душу Свистуну. Он увидел, как она выпрямилась, потом повернулась, как будто его воспоминания передались ей, и посмотрела в его сторону. Она увидела его. И самое удивительное заключалось в том, что она узнала его с такой же легкостью, как и он ее.
Она что-то объяснила потенциальным клиентам. Потом отошла от них, а они проводили ее взглядами: уставившись сперва на ее попку, а потом на Свистуна. Они походили на свору псов, готовых наброситься на чужака.
Она улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, потом заморгала. Казалось, целую минуту ее ресницы ходили туда и сюда – обычно так проветривают постель.
– О Господи, дружочек, ты стал на пару лет взрослее, – сказала Мэри Бет.
Она говорила с приятной интонацией, казалось, едва удерживаясь от того, чтобы снова расхохотаться.
– А что еще за Джонс? – спросил Свистун.
– Это моя настоящая фамилия. Разве не смешно? – Она ласково поглядела на него. – У тебя усталый вид. А в чем дело?
– В каком смысле, – в чем дело?
– Ну, ты же сюда не в гольф играть приехал, верно?
– Я приехал поговорить с тобой. Она немного нахмурилась.
– Ах вот как! Тогда, может быть, присядем и выпьем?
– Я завязал, Конни.
– И давно ли?
– В сентябре будет пятнадцать лет.
– Как раз когда…
Она не закончила фразу. Это сделал за нее Свистун.
– Как раз когда ты меня бросила.
– А разве я тебя бросила?
– Неужели я был так плох?
– Нет, ты был просто замечательным. Это-то меня и мучило.
– Я тебя искал.
– А меня не было. Конни Рэнджер внезапно пропала. Пропала именно поэтому.
Свистуну хотелось сказать нечто более важное. Но Мэри Бет поднесла два пальца к губам, давая понять, что разговор на эту тему закончен. И это было как нельзя кстати, потому что на самом деле сказать Свистуну было нечего.
Они нашли свободный столик. Мужчины у стойки больше не пялились в ее сторону, раздосадованные ее выбором. После ухода Свистуна ей будет непросто раззадорить их вновь. Они решат, будто она сперва кинулась к Свистуну и не смогла договориться с ним, а уж потом начала использовать их в качестве запасного аэродрома. Как нелепо и смехотворно то, что мужчины считают своими любовными победами, подумал Свистун, отнеся это и на свой собственный счет.
– Это ты порекомендовала меня Нелли Твелвтрис?
– Ради этого ты сюда и прибыл? Задать мне этот вопрос? Мог бы просто позвонить. Или Нелли не объяснила тебе, что Мэри Бет Джонс и Конни Рэнджер – это одно и то же лицо?
– В общем-то нет.
– Что ж, ничего удивительного. Она этого и сама не знает.
– Так порекомендовала или нет?
– Я бы не сказала этого столь однозначно. То есть, Нелли объяснила мне, что опасается Твелвтриса. У него скверный характер, да и репутация соответствующая.
– Да, я слышал.
– Возможно, я посоветовала Нелли обзавестись телохранителем. И возможно, даже упомянула твое имя.
– Но ты не уверена?
– Нет, не уверена. Хотя вполне могло быть и так.
– Ты явно опасаешься того, что неправильный ответ может причинить вред твоей приятельнице.
– А это действительно так?
– Сам не знаю.
Она посмотрела на него – пристально, холодно, отстраненно.
– Ты ведь не собираешься просить меня об услуге «во имя былой любви»?
– Давить на тебя я не собираюсь. И об услуге просить тоже.
– А ты не можешь объяснить мне, что именно в связи с Нелли я должна подтвердить или опровергнуть?
– Нелли была проституткой?
– Вот так, с места в карьер?
– Я ведь никого не осуждаю. Я просто спрашиваю.
– Она приехала сюда одна, когда ей было всего четырнадцать, – сказала она, словно дальнейших объяснений не требовалось. – Да ведь и впрямь, как было четырнадцатилетней девчонке выжить в этом городе? Что за товар она могла выставить на продажу?
– А позже приехала ее мать и поселилась вместе с нею?
– Ее мать тоже работала на панели. Когда не слишком напивалась. Так рассказала мне сама Нелли. Я тогда не была знакома ни с той, ни с другой. Меня, строго говоря, не существовало.
– Это я понимаю. А что произошло, когда в Венис приехал ее отец и она вновь отселилась от родителей?
– Сняла квартиру и продолжила то же самое. Но к тому времени она уже многому научилась. Обтесалась. Развила в себе чувство стиля. Обслуживала исключительно джентльменов по предварительной телефонной договоренности. Даже сама по вызову не ездила. И в этом у нее не было никакой необходимости. И наряду с этим делала неплохую карьеру. В области паблик рилейшенс.
К – А сутенера у нее не было? – Ручаться не могу.
– А дружок?
– Мне кажется, кто-то был. Полицейский. Многие проститутки обзаводятся дружками из полиции. Задержит он ее – а потом глядь, и снюхались. В конце концов, жизнь именно такова. Полицейские и воры. А все остальные остаются в дураках.
– Да, я знаю.
– Не уверена, что ты это знаешь. Ты и сам, Свистун, порой остаешься в дураках, поэтому я и не уверена. Ты не игрок, а всего лишь зритель.
– И когда она простилась с такой жизнью?
– Когда встретила Твелвтриса.
– Бурная любовь?
– Удачное капиталовложение. Вроде этого ее дома, в котором она позволяет мне жить.
– Ага, понятно, – стараясь не выдать собственного удивления, сказал Свистун.
– Не знаю, что уж там тебе понятно. Вы, мужчины, существа странные. Вам кажется совершенно понятным то, что вы желаете женщину из-за красивого лица, из-за хорошей фигуры. Но вам непонятно, когда женщина желает мужчину, допустим, из-за того, что у него есть чувство юмора…
– Или известность.
– Или красноречие.
– Или могущество.
– Или деньги, – она, не выдержав, ухмыльнулась. – Послушай, дружок, мы все ищем золотую рыбку. Ты так, я так…
– А Нелли этак. Она накрыла его руку своею.
– Но это не означает, будто в жизни нет места волшебным сказкам и старым фотоальбомам.
– Мне надо возвращаться.
– Можешь побыть часок. У меня в номере. Послушаешь шум океана.
Он пробыл два.
Глава двадцать седьмая
Прическа у Спиннерена чуть растрепалась. Дженни поправила ее кончиками пальцев. Они сидели за самым маленьким столиком в самом темном углу клуба «Армантье». Этот столик был ближе других к двери, за него частенько присаживались «прямые», чтобы поглазеть на забавы «голубых».
Поцци, мужеподобная официантка, играя веером из бумажных денег, принимала заказ. Ее внимание было сосредоточено на Спиннерене, но смотрела она на Дженни.
Когда она отошла от столика, Дженни подалась к своему спутнику.
– Ты видел, как она на меня глазела?
– По-моему, она с тобой заигрывает.
– О Господи, – Дженни была приятно взволнована. – Хочется надеяться, что мне тут не понадобится в уборную. А то идти будет страшно.
– Да уж, она там непременно к тебе подклеится, – сказал Спиннерен.
Дженни внимательно посмотрела на него.
– Ты вдруг стал какой-то совершенно другой.
– Другой?
– Да. Расслабился. Я не знаю, как это описать. Чувствуешь себя здесь в своей тарелке.
– А почему бы и нет?
– Ну, мне кажется, здесь очень странная публика.
– Только не мы.
– А сейчас ты вдруг рассердился!
Дженни не поняла, почему это произошло.
Им подали напитки. Поцци по-прежнему пялилась на Дженни. Дженни затеребила ворот блузки. Поцци, однако же, продолжала смотреть ей прямо в глаза. Явно строила из себя крутую.
– А уж разольем мы сами, спасибо, – сказал Спиннерен.
Когда Поцци отошла, Дженни придвинулась к Спиннерену и шепнула ему:
– Ну, у тебя и реакция! Никогда такой стремительной не видела.
– Да, реакция у меня хорошая.
Она взяла его руку и всмотрелась в нее так, словно это была стеклянная безделушка.
– И я никогда не видела, чтобы у мужчины были такие маленькие и такие красивые руки. Но жестокие. Очень жестокие. Ты ведь очень сильно избил ту женщину?