И хотя при этих словах лицо профессора озарилось самой милой, самой добродушной улыбкой, Алиса в ужасе отшатнулась.
— Дитя моё, я ведь сказал: «людоед»! «Детоед» или «девочкоед», согласись, звучит как-то не очень красиво, и я скорее умру с голоду, чем съем маленькую девочку. В этом отношении все косатки чрезвычайно щепетильны, а Косаткинды особенно. Не говоря уж о том, что я желаю, чтобы ты своими ушами услышала некий запрос, который я собираюсь вчинить председателю! А для этого ты должна быть жива, здорова и в отличной форме. Кстати, вопрос мой облачен в форму стихотворения, а стихотворная форма весьма отлична от прозаической, а уж профессорская или даже военная форма ей в подмётки не годится! Впрочем, не будем отвлекаться. Стихотворение называется: «Не было гвоздочка». Да ты, должно быть, его знаешь?
— Конечно, — с радостью подтвердила Алиса. — Я читала этот стишок, и не один раз. Поэтому вам вовсе не обязательно…
Но Дэльфина уже нельзя было остановить. Он стал в позу и продекламировал:
— «Не было гвоздочка… — трам-пам-пам… трампам-пам… — и король убит».
Гордо выпятив грудь, он застыл на некоторое время, как Памятник Поэту, после чего обратился к Алисе:
— Ну как, милочка, что ты об этом думаешь? Конечно, в этом опусе я кое-что опустил. («Да уж, хорошенькое опусщение», — подумала Алиса.) Зато осталась самая суть. Уверен, что Эму такой вопросик не по зубам.
Алиса была того же мнения, хотя и по иной причине: она точно знала, что птиц с зубами не бывает, но спорить не стала, лишь спросила:
— Скажите, пожалуйста, а что будут выбирать?
— Боже мой, понятия не имею, — ответил Дэльфин с легкой улыбкой.
Между тем Эму торжественно раскатал свиток (все сразу примолкли) и водрузил на свой костяной нос огромное пенсне (а стёкла у пенсне были такого размера, что через каждое из них приходилось смотреть в оба глаза — по очереди).
— Хм! — громко кашлянул председатель, призывая к тишине.
— Слушайте, слушайте! — тут же раздался голос из публики. К удивлению Алисы, оказалось, что голос принадлежит Крокодильчику.
Сердито глянув на нарушителя сначала через одно очко своего пенсне, потом через другое, оратор проорал:
— Друзья мо…
— Слушайте, слушайте! — снова крикнул Крокодильчик.
— Если он станет все время прерывать, — шепнула Алиса Дэльфину, — то и слушать будет нечего.
— Ничего не поделаешь, — ответил профессор, нежно глядя на крикуна, — после стрижки кисточек его любимейшее занятие — внимать разумным речам.
Эму попытался продолжить:
— Если мне будет позволено…
— Слушайте, слушайте! — прервал его Крокодильчик.
На этот раз чаша терпения Эму (интересно, видел ли кто-нибудь когда-нибудь эту самую чашу?) переполнилась, и, обернувшись к Цирюльнику, он очень строго произнес:
— Если ваш Крокодил хоть разок ещё крикнет, я ему так крякну, что от него не останется и клочка крокодиловой кожи на портмоне! Понятно?
— К сожалению, — заговорил Дэльфин, — Ваше э… э… Ваше Эмство, видите ли, Цирюльник, он — иностранец и понимает только курсив. Тем не менее я почту за честь перевести ему ваше любезное замечание, потому что сам я, видите ли, немножко в курсе и могу совершить краткий экскурс в историю курсива и рассмотреть его в разных ракурсах, однако боюсь, что при переводе может пострадать ваше э… э… эмущество — я имею в виду ваши словесные украшения. Тем не менее…
— Да перестаньте вы тем-не-мнить! — вскричал Эму.
Дэльфин явно собирался рассыпаться в еще более изящных извинениях в ответ на последнее замечание председателя, но передумал и приступил к переводу устного послания председателя Цирюльнику. После перевода, как вы понимаете, оно выглядело так:
— Если ваш Крокодил хоть разок ещё крикнет, я ему так крякну, что от него не останется и клочка крокодиловой кожи на портмоне! Понятно?
Поскольку напудренное лицо Цирюльника было и так бело — белее некуда, ему пришлось покраснеть не хуже красной девицы. Отвешивая смущённые поклоны в сторону Эму, он сдернул с плеча Глубоководного Гада, натуго обмотал им Крокодильчиковы челюсти и завязал морским узлом с изящным бантиком наверху.
«Так вот для чего существуют Гады, — подумала Алиса, — вовсе не для того, чтобы править на них опасные бритвы. Никогда бы не догадалась!»