Эму наконец приступил к своей речи. И только одна Алиса жалела о горькой участи Крокодильчика: разумеется, преступленье имело место, однако наказание казалось ей чрезмерным.
«Но хуже всех несчастному Гаду, — вздыхала про себя Алиса. — Уж он-то совсем ни в чём не виноват, а его взяли и завязали узлом — кому это может понравиться? Я бы с удовольствием его утешила, да только узел такой хитрый, такой путаный, что и не понять, где у бедняги начало, а где конец. Вот этот кончик наверняка начало, — продолжала она, потянувши за один из свободных хвостиков и разглядывая его. — Но головы тут что-то не видно, во всяком случае, ни глаз, ни рта. Значит, начало — на другом конце. Что же мне делать? Ведь его скрутили и спутали так, что мне век не распутать. И внутри у бедняги, наверное, тоже всё перепуталось!»
Алиса безуспешно пыталась хоть как-то ослабить узел, которым была стянута Крокодильчикова пасть, а из крокодильих очей выкатилась одна-единственная слезинка (может быть, слезинок было две — по одной на каждое око). Затем, убедившись, что опасные зубастые челюсти крепко обхвачены гадскими узами, Алиса принялась поглаживать узника, ласково приговаривая:
— Ну, хватит, хватит…
Однако Эму так грозно глянул на неё сквозь одно из своих очков, словно сказал: «Погоди, уж как хватит, так хватит — руку отхватит!», и Алисина рука сама отдёрнулась прочь.
— Он не стоит твоей жалости, — прошептал Дэльфин, — потому что у крокодила, как известно, и слёзы крокодиловы.
Эти слова показались Алисе не совсем лишёнными смысла, и она решила больше не отвлекаться от речи Эму.
«Наверное, у этой речи слишком быстрое течение», — подумала Алиса, потому что, как только прислушалась, сразу услышала:
— И в-девятых…
— Интересно, а что же было между «во-первых» и «в-восьмых»?
Однако, как она ни старалась, угнаться за председательской мыслью ей не удавалось. Мелькали Дефиниции, Аксиомы и Постулаты, а за ними какие-то Ротации и Фрустрации; несколько раз упоминались Капусталяция и Морковенция, вызывавшие в стане кроликов сильное волнение. Единственная соломинка, за которую она временами ухватывалась в этом потоке, были слова: «Друзья мои!» Услышав их, половина публики вскакивала и настораживала уши, зато другая половина почему-то принималась болтать или забивать козла. Однако стоило Эму, заломив шею, вскричать «Несчастные!», как всё менялось местами, и «друзья» переставали его слушать.
«Из чего следует, — сделала вывод Алиса, — что дружба с Эму — гарантия счастья».
Она всё ещё пыталась разобраться в «в-десятых», когда оратор закончил свою речь словами:
— …вот почему я рекомендую вам всем проголосовать за меня! — И проорал это так громко, что перья у птиц в первом ряду стали дыбом, как от порыва ветра, и те, что клевали носом, разом проснулись, а Пятнистая Поганка, хлопая крыльями, яростно набросилась на Алису:
— Не смей обвинять меня в том, что я спала! Я ни разу даже глаз не сомкнула! — хотя бедная Алиса ничего такого и не говорила.
Тем временем Эму скатал пергаментный свиток, после чего спросил, нет ли у кого вопросов. И сразу над собранием повисла могильная тишина, а некоторые из птиц даже спрятали голову под крыло. Вспомнив о том, что профессор Дэль-фин Косаткинд собирался кое-что, как он выразился, вчинить председателю, Алиса сперва со значением взглянула на Дэльфина, но это не подействовало, и тогда она тихонечко толкнула его в бок.
— Э-э-х! — довольно громко произнес профессор, и Алиса заподозрила, что он тоже малость соснул.
Однако, обнаружив, что на него обращены взоры всего собрания, профессор тут же вновь закрыл глаза, прижал один плавник ко лбу и застыл в позе мыслителя; наконец он произнес:
— Когда была битва при Гастингсе? А ну-ка, попробуйте ответить!
Это был вовсе не тот, стихотворный, вопрос, которого Алиса ждала. Однако он понравился ей даже больше.
— Гастингс — это, кажется, где-то в Англии? — спросил Эму, возмущенно топорща жёлтые перья. — Очень странный, очень подозрительный вопрос.
Алиса возликовала: Эму не ответит, и тогда она сможет блеснуть своими познаниями (совсем недавно ей попалась книжка про эту самую битву, книжка была мальчишечья, скучная — сплошные драки, но вот ведь — пригодилась).
Однако Эму ответил:
— Если уж господину профессору так необходимо знать, когда это было, пусть запишет в своей тетради, а я продиктую. Пишите: «десять»… Записали? Дальше: «шестьдесят шесть». Вот вам и ответ!