Наконец они добрались до маленькой сельской станции. Эта станция с её аккуратными кадушками для растений и цветочными клумбами перед вокзалом, с недавно выметенной платформой и с полутёмным, уютным залом ожидания показалась Алисе самой красивой, самой замечательной из всех известных ей железнодорожных станций. В зале ожидания обнаружилось и П-образное окошечко билетной кассы, но за ним было темно, и Алиса решила, что кассира там нет; однако Дэльфин, заглянув в темноту, попросил:
— Два билета для меня, пожалуйста, и один для моей юной спутницы.
Алиса удивилась. На языке у неё так и вертелся очередной нетактичный вопрос, но она уже прекрасно понимала, что получит ответ ещё более нетактичный, и всё же любопытство взяло верх — когда Дэльфин протянул ей билет, она сказала:
— Большое спасибо! Но почему для себя вы купили два?
— Я всегда плачу за два места, — объяснил профессор, — потому что так волнуюсь в дороге, что просто выхожу из себя. Имея такую привычку, было бы нечестно покупать один билет.
И на этот раз Алиса мужественно не рассмеялась, но это потребовало от неё ещё больших усилий, и всё-таки, выйдя на платформу, она не забыла напомнить профессору о том, что ему предписано огорчиться из-за опоздания на предыдущий поезд.
— Ах, благодарю тебя, дитя моё! А я, как видишь, совсем запамятовал, — проговорил он с вежливой улыбкой и затем (попросив её «не счесть за труд присмотреть за тетрадью и тростью») впал в такое неописуемое отчаяние, что Алиса была просто потрясена. Он заламывал плавники, он метался взад-вперёд по платформе, стеная и плача и никого вокруг не замечая (впрочем, на платформе никого и не было, кроме Алисы, а в её сторону Дэльфин ни разу не взглянул). — О, святые угодники! Или я не говорил, что мы опоздаем к поезду? Не говорил? Да? А вы разве слушали? Нет! Вам, конечно, виднее! «Что знают об этом угодники?» — говорили вы. «У нас сколько угодно времени!» — говорили вы. Вот уж, воистину — «сколько угодно времени»! Негоже вам было говорить так! Ибо теперь у нас больше времени, чем следовало бы, больше, чем следов от ног тысяченожки!
И вдруг профессор умолк и разом успокоился.
— Запомни, — обратился он к Алисе, — ничто так славно не разгоняет кровь, как небольшое причитание во весь голос. Попробуй — сама убедишься. — И он бодро черкнул что-то на полях. — Дальше — разбойники, — вздохнул он. — Похоже, на всё про всё у нас остается минут пять.
Загвоздка была в самих разбойниках — их не было! Пустая платформа оставалась пустой; Дэльфин заглянул в зал ожидания, в кабинет начальника станции, он осведомился в кассе, не покупала ли шайка ужасных разбойников билеты на этот поезд; и чем меньше оставалось времени до поезда, тем более невероятным представлялось их появление.
— Куда же они подевались? — бормотал профессор, озираясь.
— А может, они тоже написали своё жизнеописание, — осмелилась предположить Алиса, — и там написано, что они должны опоздать на следующий поезд, как мы опоздали на предыдущий. — Она хорошенько всё обдумала и была уверена в правоте своих слов — это, с её точки зрения, была самая разумная мысль из всех, высказанных сегодня.
Однако Дэльфин молча уставился на неё («так, будто я с ума сошла», — впоследствии рассказывала Алиса своей сестре), потом начал обмахивать ей голову своим Собственноручным Жизнеописанием; да только этот веер оказался тяжеловат — толку от него не было никакого, зато Дэльфин очень быстро запыхался и вспотел.
— Как тебе в голову могло прийти такое! — закричал он, по мнению Алисы, довольно грубо. — Сядь, дитя мое, и выброси это из головы! Давай, давай, выбрасывай! У тебя, верно, жар! — И он прямо-таки пхнул бедную Алису на ближайшую станционную скамейку.
Однако не прошло и минуты, как профессор снова заставил её встать на ноги.
— Боюсь, другого выхода у нас нет, придётся всё делать самим. К счастью, у меня всегда с собой бечёвка про запас, как раз на такой случай, — сказал Дэльфин Косаткинд, выуживая из-под мантии моток. — На самом деле, — прошептал он Алисе на ухо, хотя платформа по-прежнему была совершенно пустынной, — я ношу её при себе, потому что верёвочка всегда пригодится — например, завязать узелок на память.
Пыхтя и отдуваясь, Дэльфин начал спускаться на рельсы; он был немолод, тучен и, ко всему прочему, обременён своим Жизнеописанием; Алиса помогала как могла, хотя раза два чуть не получила по лбу плавником, когда профессор, поскользнувшись, пугался и начинал ими размахивать.