Алиса в Заиголье

— Я всего лишь имела в виду… — начала было Алиса.

— Вот! — вскричал Дэльфин. — Ты можешь сколько угодно думать, говорить, упоминать, утверждать, взвешивать, заявлять, даже предполагать, если тебе так хочется, но только не иметь в виду! Во что превратился бы мир, если бы каждый был волен иметь в виду всё, что угодно, да ещё в виде чего угодно! Но если у кое-кого есть кое-какие виды на кое-что, это совсем другое дело…

— Я не понимаю, что вы… — Алиса чуть не ляпнула «имеете в виду», но вовремя спохватилась, — о чем вы говорите.

— Хорошо, я введу тебя в курс дела. Видишь ли, моя дорогая, каждый вид — драгоценен! А вымирающий — особенно. Когда и если я въеду на морском коньке в Президиум Академии и стану Президентом, уж тогда я все виды, ввиду их драгоценности, введу в Красную Книгу, а не только в еду. Вот каковы мои виды!

— Я с вами полностью согласна, — сказала Алиса, совсем потерявшись, — но дело в том…

— Дело в том, — перебил ее профессор, — что всякое дело требует ведения, но чтобы вести дело правильно, нужно все вести и сведения свести воедино, и только после этого сведе́ния использовать све́дения, но обязательно с ведения ученых и по совести. Впрочем, сведения и вести порою бывают таковы, что их не так-то просто довести до сведения.

— Если бы вы привели пример, — испуганно заметила Алиса, — может быть, мне стало бы понятнее.

— Приведу! Ещё как приведу! — воскликнул Дэльфин и с места в карьер продекламировал следующее:

Невеста славится косой,
жених бахвалится косой,
а мимо них бежит косой —
скажи мне, кто из них косой?

— Ну, кто имеется в виду? — спросил профессор.

Алиса представила себе раскосого испуганного зайчишку, и ей стало его жалко. Косоглазая невеста — совсем никуда не годится. А жених? Оно конечно, не так страшно! «Ну а вдруг я ошибусь, — подумала Алиса, — ему ведь обидно будет». И тут же вспомнила, как по утрам кухарка ворчит на своего мужа, кучера: «Опять вчера заявился косой!» — однако у кучера поутру оба глаза, как правило, бывали на месте. Алиса окончательно запуталась и сказала:

— Не знаю.

— И правильно! — одобрил Дэльфин. — Никогда не говори того, чего не знаешь наверняка. Теперь урок нужно закрепить.

И он прочёл ещё одно стихотворенье:

Жил-был на свете старожил,
он луг и грядки сторожил,
в ночь обходил он с луком
и луг и грядки с луком.
Однажды лег он под сосну,
сказал: устал! чуть-чуть сосну…
Когда же он проснулся вдруг,
то завопил: — А где же…?

— Итак, — обратился Дэльфин к Алисе, — как ты думаешь, какое слово стоит перед вопросительным знаком?

— Ну, это и Ежу понятно, — улыбнулась Алиса, почему-то вспомнив Деревенского Мыша.

— Правильно. А если я спрошу, как это слово пишется?

— Очень даже просто, это слово из трех букв: Л-У-К… то есть, я имею в виду… — И Алиса задумалась: — Может быть, все-таки Л-У-Г? Луг, конечно, большой и никуда вроде бы не мог деться, но в жизни чего только не бывает — засыпаешь в одном месте, а просыпаешься совсем в другом. (Это Алиса хорошо знала по собственному опыту.) А если это Л-У-К, то что имеется в виду — стрельчатый лук или лук со стрелами? — Она окончательно зашла в тупик, замолчала и вдруг подпрыгнула от радости: — Я поняла! Это слово вообще нельзя написать правильно, если не знаешь, что имеется в виду…

— Вот именно! — торжествующе воскликнул профессор. — И я уверен, что ты запомнишь этот урок надолго, — продолжал он, строго глядя на Алису, — потому что сегодня ты научилась от меня большему, чем могла бы научиться в школе за многие-многие лета.

— Вы совершенно правы, потому что летом я в школу не хожу.

Этого последнего замечания Дэльфин как бы не заметил.

— Что же до Собственноручного Жизнеописания разбойников, — продолжал он, — то это совершенно невозможно. Собственноручное Жизнеописание всегда пишется от первого лица, а первое лицо — Я, никто иной, и я всегда пребываю в единственном числе (если, конечно, не выхожу из себя), и вообще, первое лицо — всегда единственное, — а как же иначе! — но если ты полагаешь, что бывают Жизнеописания Множественноручные, тогда давай кончим этот глупый разговор!