— Всегда, — ответил Понг, и Алиса про себя улыбнулась: наконец-то ей удалось расставить всё по местам.
— Ах, мы ведь смеёмся…
— …и плачем точно так же…
— …вперемежку. Хочешь, покажем?
— Очень хочу, — вежливо ответила Алиса, хотя на самом деле ей хотелось смеяться — с такой комичной трагичностью они всё это выговаривали.
— Тогда расскажи нам что-…
— …нибудь смеш…
— …ное, а поскольку нас двое…
— …оно должно быть вдвое смешнее.
— Не знаю, — задумалась Алиса, — как-то ничего смешного мне в голову не приходит. — И спросила: — А загадку можно? Я знаю одну — очень забавную.
— Валяй, деточка, — тяжко вздохнул Понг.
— Отгадка у неё очень простая, — начала Алиса, — только нужно хорошенько пошевелить мозгами. — От волнения у неё запершило в горле, она прокашлялась и объявила: — Толстяк в шляпе, всегда с морковкой и с тремя угольками — кто такой?
Двукот, погрузившись в размышления, стал расхаживать взад-вперёд по песочку, и всякий раз, когда две его половины встречались на дороге, их совместный хвост потешно петлял и извивался. Время от времени раздавалось «хм!» в подтверждение того, что Пинг-Понг находится в поиске.
После четырёх таких «хм!» Пинг повернулся к Алисе и спросил:
— Ну как, теперь теплее?
— Ничуточки, — улыбнулась она. — Чтобы стало «теплее», надо хотя бы высказать догадку.
— Да ну! — удивился Понг. — Я наслышан о разных способах обогрева…
— …но такого не знаю. Сколько дров мы сбережём зимой…
— …высказывая догадки!
— Однако, поскольку… — продолжал Пинг.
— …сегодня так тепло…
— …что от лишней до…
— …гадки можно и пере…
— …греться, — мы…
— …сдаёмся.
И оба выжидающе уставились на неё.
— Ах, пожалуйста, подумайте ещё немножко! взмолилась Алиса, ведь она хорошо помнила, что на первую догадку (а после первой были и другие) у неё ушла уйма времени. Но Пинг-Понг в ответ молчал, и, глубоко вздохнув, она сказала: — Разгадка такая: снеговик.
За этим последовало такое долгое, оглушительное молчание, что Алиса уже готова была провалиться сквозь песок, когда наконец послышался некий звук, на редкость тихий звук — можете себе представить, нечто среднее между сдержанным чихом, икотой и шурханьем детской погремушки, — звук, который в конце концов Алиса расшифровала как:
— Ха
— ха
— хи
— хи
— хо
— хо…
Кажется, никогда в жизни Алиса не слыхивала столь безрадостного смеха. Нужно было срочно менять направление разговора.
— Погода сегодня ужасная, не правда ли… — начала она, но Пинг не дал ей развить тему.
— Нет, нет, нет, только не это, — меланхолически запротестовал он. — Я и так чуть не лопнул от смеха.
— Милочка, тебе следует пойти на сцену, непременно, — сказал Понг с не меньшей серьезностью.
— У меня слёзы до сих пор по усам текут, — сказал Пинг.
И правда, в круглых котячьих глазах стояли слёзы (не знай Алиса, что всё обстоит как раз наоборот, она сказала бы: «то были слёзы скорби беспредельной»).
— Однако тебе, полагаю, не терпится по… — продолжил двукот.
— …слушать, как мы рыдаем.
— Право, не знаю, — нерешительно покачала головой Алиса, — если вы ничего не имеете против, я бы не хотела… — Коты на её глазах впали в отчаяние, и она тут же нашлась: — Вас огорчать…
— Да что ты, деточка, какое же это огорчение! — вскричал Пинг, любивший всласть порыдать.
Тем временем Понг повернулся к нему и одобрительно промявкал:
— Ты просто вынимаешь слова у меня из пасти!
Алиса очень надеялась, что на сей раз ей не придётся ничего рассказывать, потому что от одной только мысли о самой грустной из всех известных ей историй (начиналась она так: «Жили-были три королевича…») у неё на глаза всегда наворачивались слёзы. Ну, вот вам и пожалуйста — она уже горестно всхлипнула.
— Подожди! Не так сразу! — закричал Пинг.
— Будь любезна сначала выслушать нас, — потребовал Понг.
Алисе ничего не оставалось, как усесться на песке поудобнее, обняв коленки руками, и слушать.
Пинг торжественно объявил:
— Вот наша история…
— …про тебя… — сказал Понг, завершив скромный поклон, начатый Пингом (как можно завершить поклон, не начав его, объяснить не могу, сам не понимаю).
— …именно про тебя! — промяукали они в два голоса.
Алиса ждала продолжения. Но двукот как будто проглотил оба своих языка и во все четыре глаза уставился на Алису.