Когда детки давно уж вышли из младенческого возраста, мужья, с благосклонного одобрения Чародея, посвятили жён в свою тайну. И стали уже теперь вместе корпеть над продолжающимся восстановлением Школы, её тайных и сакральных мест, а так же — над поиском утерянных колец.
А потом началась война, и Польша оказалась оккупирована фашистской Германией…
Всё это рассказал открывшему рот Стефану отец, сидя на прохладной осенней земле и глядя в пасмурное небо, вслед вьющемуся струйкой дыму.
— Вот это и есть тайна, в которую теперь посвящён и ты, Стефек, — улыбнулся пан Януш, но глаза оставались серьёзными.
— Невероятно… — только и сумел выдохнуть мальчик.
— С полгода назад оккупантам удалось случайно стать свидетелями нашего с Егором разговора, как ни прятались мы, но вот… вышел прокол. Нас вместе с мамой тщательно допросили, я был уверен, что в этот «бред» не поверит ни один здравомыслящий человек, но, однако же, ошибся. Гитлеровцы всерьёз взволновались и засуетились. Через пару дней в село приехало такое начальство, что тебе и не снилось, сынок. На попятную идти было поздно. Чародей дал добро на то, чтоб мы рассказали о Школе всё, что знаем, поскольку иначе они вырезали бы обе семьи.
После дюжины экспериментов, полученных доказательств, нам с Егором было сделано предложение, от которого мы не имели возможности отказаться: работать на Германию в лице фюрера. Понимаешь, сына, он, одержимый властью завоевания, стремится к тайным знаниям, неподвластным множеству людей. Любое сверхъестественное явление, открытие немедленно привлекает внимание его структур и попадает под пристальное изучение, с целью сотрудничества, а проще говоря — рабство, подчинение его власти.
Отец помолчал, переводя дух, рассеянно глянул на папиросу и откинул её в сторону.
— Школа заинтересовала гитлеровцев неимоверно, это же такие перспективы внешнего воздействия на наш мир, исподволь. Кажется, она у них была запланирована для воспитания новой расы людей, арийской…
Он усмехнулся. А Стефан вспомнил, как отсылали его из дома, едва только наведывались солдаты, Лили, также удалённая из родной хаты, уже ждала у околицы и они шли гулять, не задумываясь, какие дела у гитлеровцев с их родителями.
По-немецки ребята не понимали, потому подслушать никогда даже не пытались.
— Но мы с Егором понимали, чем это закончится. Стоит передать все разработки и секреты в их руки — нам всё одно — не жить. Сколько могли — тянули время, но оно не резиновое и может статься, в любой момент придут и потребуют. Потому мы соорудили тайник и спрятали бумаги тут. На всякий случай я подробно описал методику попадания в Школу, способы управления её настройками и прочее… специально для тебя. Показать лично, вероятно, уже не успею. А если успею — хорошо, но сейчас надо возвращаться, мамка забеспокоится. Я ей не сказал, куда и зачем повёл тебя, нечего беспокоить раньше времени. Возьми-ка мастерок и сунь в тайник, туда, под ветки, присыпь листьями, авось сгодится. Там до бумаг покопать придётся, зарыли их сантиметров на двадцать в землю.
Пока Стефан послушно выполнял приказ родителя, тот озирался по сторонам, встревожено, слегка даже недоумённо, дивясь, что за ним не установлено слежки, мало веря в подобное. Но это было, к счастью, именно так.
— Хорошо, — одобрил пан Януш работу сына, — а теперь тронемся в путь. Помни, Стефек, что случись — убедись сначала, что нет слежки, беги сюда со всех ног, забирай материалы и спасай их, уноси подальше. И не забудь о Лили в случае чего…
У Стефана ёкнуло сердце. Что может случиться с родителями? Они вот уже год находились в оккупации, но особых неудобств это не причиняло, всё Польша так жила. И хоть он уже не маленький, многое понимал из разговоров родителей, до сих пор полагал, что они в безопасности и даже под гнётом Германии им ничего не грозит… Оказывается, совсем рядом происходило нечто серьёзное, что приняло немыслимый оборот. И в этот момент мальчику стало страшно.
А отец уже стоял наверху оврага и протягивал сыну руку…»
ГЛАВА 23
— Да, это было делом всей жизни наших родителей, — грустно произнесла Алия.
Сейчас она напоминала больше маленькую, расстроенную, беспомощную девочку.
Ребята не шевелясь, затаив дыхание, слушали. Но лишь я ощущала, как тоскливо сжимается сердечко Лили, как всеми мыслями, всей памятью она оставалась всё ещё там, в прошлом.
— Потом нашим… — негромко поддержал Стефан.
— Да, нам многое пришлось пережить и выдержать, — на глазах заведующей блеснули слезинки, — мы вырастили Школу, как дитя, она расцвела у нас на глазах, окрепла, стала такой, какая есть сейчас.
Голос дрожал, но нотки гордости пробивались столь отчаянно, что у меня горло перехватило. И не у меня одной.
— Уверен, ребятам будет интересно и полезно узнать, что именно выпало в своё время на нашу долю, — качнул головой Учитель, — я продолжу. Однажды…
«В сенях раздались шаги, в дверь забарабанили. Приглушённая немецкая речь подсказала, кто нанёс визит.
Отец с матерью вмиг переглянулись, побледнели.
— Стефек, иди сюда, — чужим резким голосом негромко скомандовал пан Януш, пока мать поднималась и, оглядываясь, медленно шла к двери.
Стефан чуя, как вмиг пересохло в горле подбежал.
Отец цепко и болезненно схватил за руку, широкими шагами утащил в дальнюю комнату. Постоянно озираясь, распахнул окно, высунулся, осмотрелся. Схватил сына подмышки и водрузил на подоконник, столкнув на пол мамин любимый цветок. Стефану стало страшно, отец не обратил внимания на случившееся. Значит всё очень серьёзно.
— Послушай, Стефек, — жарко зашептал пан Януш в спину сыну срывающимся голосом, — беги, прогуляйся куда-нибудь, не приходи рано.
А потом быстро столкнул с невысокого подоконника. Стефан едва удержался на ногах, прыгая. Голоса в дальней комнате усилились, гости вошли в дом.
— Сынок… — воскликнул папа вполголоса, — не забудь… помни, о чём я тебя просил.
И о Лили тоже. Не теряй времени и не попадись. Храни тебя Бог!
Он захлопнул окно, задёрнул занавеску и исчез в недрах дома.
Слёзы навернулись на глаза, ноги внезапно предательски ослабели. Мальчик не знал, что делать, куда идти, он явственно ощущал беду. Не понимая, зачем, пошёл отчего-то в огород.
— Тс-с-с… — донеслось из кустов обильно растущего у ограды плюща.
С тревогой оттуда суетливо махал рукой Чародей. Он расширил переплетение ветвей, отчего в ограде зазияла дыра.
— Хлопчик, быстро! — он поманил.
Не чуя ног, Стефан повиновался, старик, слегка высунувшись, ухватил за руку и рванул к себе, вытащил на улицу, засеменил по пыльной дороге задами домов.
— Пан Ча…Чародей… — выговорил Стефан на бегу, — что там? Куда мы?
— Только бы не было поздно… — буркнул старик, волоча мальчишку, и откуда такая сила взялась в этом тщедушном дедульке?
Они приблизились к огороду соседей, сбоку, там были особенно густые заросли.
— Сиди теперь здесь и тихо! — цыкнул Чародей, глаза горели, губы дрожали, — я сейчас…
Он резво раздвинул ему одному ведомую лазейку и исчез в огороде Гельмицев.
Стефан опустился на землю, весь дрожа подполз к лазейке и заглянул внутрь. И в этот самый момент он услышал выстрел. Сухой треск разорвал дремотно-ленивую полуденную тишину и донёсся он со стороны его, Стефана, дома! Следом, почти без паузы, раздался второй выстрел. Мальчика затрясло.
— Ма-ма-ма-ма… — забормотал онемевшими вмиг губами, слёзы потекли по щекам. Он знал, что именно произошло у них дома. Он ЗНАЛ.
Отец не отдал гитлеровцам бумаги, отказался сотрудничать.
Оцепенение, охватившее Стефека, вмиг пропало и теперь им овладела паника: бежать! Куда? Неважно, подальше отсюда! Здесь оставаться опасно.
Но было страшно, так страшно, что он отчаянно нуждался в помощи. И тогда мальчик пополз в огород соседей вслед за старым Чародеем. Куда и зачем скрылся тот — он не знал, понимал одно: без старика ему не выбраться, не спастись, просто нет сил.