Алистер
Пролог
Один мой клиент однажды сказал, что моё имя означает «Защитник человечества», и только после этого странного признания полностью доверился мне, аргументировав это тем, что я не причиню ему вреда, ибо не живу больше и не посмею вмешиваться в мир сущий.
А всё-таки он был глупым, чрезвычайно глупым человеком, раз отозвался обо мне в таком ключе и остался за своим рабочим столом, с нетронутой рюмкой джина, со страхом в глазах, растерянный, старый, одинокий. Он боялся пошевелиться, тихо постанывая, пока жаркое до удушья пламя пожирало его ноги. Помню, по лицу его текла слеза.
Но знайте, что я не виновник пожара, я никак не повлиял ни на того мужчину, ни на любого другого своего клиента.
Как всегда, я лишь облегчил ему участь. Это произошло быстро, что наверняка он не понял моих намерений.
А всё же холодно было той ночью, кожу покалывало от мороза. Хорошо, что на меня это ни капли не влияет. И то, пусть помирает себе, виноват я, что ли?
Глава 1
Ниигата, Япония. Не знал, что появлюсь здесь вновь. Хотя и то неудивительно, ведь я даже не возьмусь за дело подсчитывать самоубийства и смерти в Японии: мне целой жизни не хватит. Да, моей жизни, казалось бы, бесконечной самой по себе. Твёрдо могу утверждать, что я вечен и отчасти уязвим, владею огромной силой, которая и есть мои ограничения, умею творить прекрасные вещи, что недооценивают живые, потому что просто не видят, и имею маленькую цену для всего земного шара. Мне нельзя думать, а значит, я не сохранюсь ни в одной живой или мёртвой памяти.
Ниигата славится своим рисом и саке, высококачественном в высшей степени. Климат в городе всегда радует тело мягким теплым ветром, что колыхает полы моего чёрного длинного пальто. Я слышу, как каблуки моих туфель стучат о тротуар моста Бандай, что больше никто вокруг меня этого не способен сделать. Я подмечаю каждое их движение, каждый немой взгляд, а они, как солдатики, идут лишь в одном направлении с ничего не выражающими лицами. И я очень благодарен, что они меня не замечают: увидят — схватятся за сердце.
Высотки, высотки, высотки… Они заслоняют вид на другие высотки, ничем не отличающиеся друг от друга, абсолютно ничем. Я всегда удивлялся, как они, японцы, перебираются через множество дорог-лабиринтов меж высоких зданий, закрывающим им путь к отступлению, но если быть до конца честным, то это немного пугает. Они как муравьи в огромном муравейнике. Все чем-то заняты, никто не смеет стоять столбом, без дела, без элементарного направления. Здешние люди, скорее всего, походят, точно, не на муравьёв, — извините за поспешное наблюдение, — а на роботов.
Я иду по мосту на юг от реки Синано, где познакомлюсь с действительно интересным человеком. Я не сомневаюсь, что он поразит меня, потому что каждый мой клиент чуть-чуть не имеет сходство со среднестатистической посредственностью человеческого ума, они совсем другие: рискованные, отчаянные, помешанные, порой попадаются излишне умные. Моё существование без них — ничто, а их — спокойные секунды из ряда многих, но особенно необходимые, что я и даю им, подняв руки вверх, как истинный преступник.
Я работаю, то есть помогаю только таким людям, которые с самого начала или в конце поставленного срока потерялись внутри себя в беспомощности, растерянности, незнании, что являются отправной точкой к поспешным поступкам да глупым решениям. Когда я стал Проводником, я часто раздумывал, задавался разными вопросами по поводу: почему же люди настолько быстро теряют самоконтроль? Что мешает им собраться и действовать прямо сейчас, не выжидая никаких знаков свыше, за что они принимают голос божий? Они, право, удивительные в своей натуре и невероятно зависимые. И если уж возвращаться к вышеперечисленным вопросам, то ответом может послужить лишь их самая настоящая натура. Они рождаются либо рыдающими, либо мёртвыми. Выбор небольшой на самом-то деле.
Саму их психологию можно переворачивать вверх тормашками, ничего не изменится. Люди такие запутанные, непонятные, что иногда в дрожь бросают. А порой мне кажется, что я не тем делом занимаюсь, я совершенно лишний в их обществе. Есть двуличные и открытые, добродушные и завистливые, а там дальше до бесконечности. Чтоб перечислись все людские качества, появляется похожая по трудности проблема и со смертностью в Японии: жизнь так коротка, не хватит же!
Однако ещё огромное множество вопросов встаёт на моём пути, на которые мне как-то неохотно отчасти отвечают, но по большей степени — простецкими намёками. Сначала я как-то и не интересовался больно. Это пришло с возрастом. Годы мои неумолимо тянутся и гнутся под срывающейся нервной психикой окружающих, и меня, если не таить, невозможно ею сломать. Это было бы похоже на страстного книголюба, рвущего по кусочкам любимый роман. Варварство в высшей степени этого слова!
Так и со мной. Вокруг вечно будут рамки, не дающие покоя, свободы, настоящего мира, как и эти высотки. Но я не жалуюсь, вовсе нет, и вижу, что жителей этой страны тоже всё устраивает. Я пожимаю плечами, наконец оказавшись на южном берегу, и молю весь этот муравейник, чтобы я ни с кем не столкнулся. Не люблю знакомых, знаете ли. Особенно, если они не в курсе, кто вы. В итоге целый анекдот получится!
Во время первого прибытия в Ниигату у меня было мало времени, чтоб осмотреться в городе, полюбоваться видами с крыш одного из многочисленных домов, не нашлось возможности проникнуться местным колоритом. Жаль, что не весна нынче: сакура мне больно по душе.
Пытаясь не столкнуться с прохожими и выскакивающими за поворотом машинами, пробираюсь по улице, теснясь со зданиями, лишь бы не задеть невинного представителя человеческой расы. Я могу довести до инфаркта, работа такая, но сейчас я бы воздержался.
Второй облик проводника означает, что меня могут коснуться, потрогать, ощупать, но в то же время, что я невидим для людей, это облегчает мне жизнь. Никто не слышит меня. Я как чистое стекло в воде, чёрная надпись на чёрном стенде, незначительная иголочка на ели из нескольких миллионов других. Но иногда так и хочется обратить на себя внимание в этом облике, ведь не каждый день увидишь, как из-за одной твоей маленькой оплошности страдает другой. И, как чёрная надпись, меня однажды прочитают; как стекло — вынут; как игла — выдернут. Я просто ещё одно необычное нечто, которое создал кто-то по счастливой случайности или чисто нарочито, и нам от этого ни холодно ни жарко, потому что не в силах подумать о другой жизни в неизвестном доселе теле.
И, находясь во втором облике, у меня нет элементарной возможности наткнуться на кого-либо. Может быть, случайный прохожий просто не обратит внимания на то, как к нему прикасается «воздух» или «ветерок». Однако мне не нравится сравнивать себя с каким-то воздухом. Абсурд какой-то! Я стою большего. Не нуждаюсь я в кислороде. Больно мне он сдался. И если клиенты замечают на мне нос, то это ради них же. Нельзя тревожить, открывать что-то новое людишкам, а иначе они смогут натворить целую телегу проблем: испугаются — попадут в психиатрическую больницу, расскажут друзьям — та же ситуация, не поверят — допустят огромное упущение, осмелятся заговорить со мной — поверят, что в мире есть поистине доброжелательные незнакомцы, знающие правила хорошего тона. И всё это за ничтожные две минуты, конечно, в зависимости от важности этого человека отдельно для меня.
И очень жаль, что доброжелательности и помощи ближнему становится всё меньше и меньше. По-моему, именно поэтому мир теряет былой окрас, ту изюминку, которая делает из человека гражданина. Жаль, я значу для мира не более чем сгущающиеся тучи. Пойдёт дождь, или начнётся гром, а жители не предпримут ничего, чтобы остановить явление природы.
И как в той ситуации, так и в этой я — мелочь.
Вижу, как мужчина пожилых лет выбирает более свободную тропу, чтобы выгулять свою собаку. Поводок он держит не очень-то крепко, что неудивительно, ведь питомец и не собирается сбегать. Возможно, на лице старика проявился намёк на улыбку. Он не спеша, шаг за шагом мерил границы тротуара. Вроде бы всё прекрасно, но мне в это просто-напросто не вериться. Я привык говорить хоть и недостаточно мудрые, но верные слова: подвох всегда и везде, без него никуда. И я снова оказался прав.