Комната не маленькая и не большая, но просторная, а ко всем стенам прилегали и шкафы, и стеллажи, и специальный низкий стол, тумба. Во всех много-много отсеков. Также присутствовали полки, а на них завянувшие пучки полевых цветов с деревянными поделками.
Здесь было уютнее, чем снаружи, и вдруг туман начал развеиваться, краски возвращались в столь милое и одинокое местечко. Я вдохнул пару раз, после чего приблизился к столу посередине комнаты, заставленному всякими мелкими инструментами, книгами и хрустящим пергаментом. Похоже на творческий беспорядок, полюбившийся мне во время работы с моими клиентами. Только там могли валяться ошмётки плоти и крови, а нынче, даже можно сказать, чистенько, убрано.
Стол квадратный, но его разделяли стоящие поперёк деревянные отсеки и задвижки, закрытые на замок. Цвет добирался и до него. Дерево было тёмным и дорогим. Я провёл по столешнице пальцами в перчатках, ибо опасно их снимать в незнакомых помещениях. Это уже вошло в привычку.
Я не собирался открывать всё подряд или искать что-нибудь интересное, ведь я не в курсе, кто хозяин дворца. Наверняка я не узнаю этой страшной тайны, но я совершенно против прослыть в самом себе вором.
Ах, точно… фотография Акиры… Ну знаете! На кону стояла миссия и моё психологическое состояние, как ни странно, вместе с физическим. Так что моя совесть чиста как слёзы младенца. Её у меня нет — она в том старом альбоме.
Я повернулся к массивному шкафу, читая на разных языках названия на корешках томов, но не мог сосредоточиться. За спиной что-то неподвижно стояло, я почувствовал опасность, и одновременно серый цвет, пыль почти полностью сошли со всех поверхностей, явив мне тёплые коричневые оттенки. Пахло приглушённо, но особенно ощущался запах старых страниц и древесины.
Я подумал, что рано или поздно мне придётся всё-таки развернуться и поприветствовать нагрянувшего гостя и выяснить, где мы и откуда он сам. Но вместо этого обращаю взгляд вглубь комнаты и потихоньку поднимаю его.
Часы.
Они не тикали — лишь создавали иллюзию звука в моих ушах.
Карманные часы с длинными цепочками крепились на самом верху. Те были бронзовыми, серебряными, золотыми; выглядело красиво, но не так чтобы богато. Просто видно, что человек был под дозой вдохновения и сделал интерьер более диковинным.
Теперь я понял, почему не видел их при входе: серый сошёл — и его заменила краска, полностью показавшая себя во всей красе. И правда, очень мило. Так тепло, что могла растаять какая-то частичка меня, но я отмахнулся, ибо за захватывающими картинками всегда скрывается обман. Подвох, как пожелаете.
А за широким окном мерцал зелёный с жёлтым свет. Атмосфера что надо для мирных людей или тех, кто приложил к ней руку.
Удивительный человек.
Не забывая держать оборону, потому как не только часы могут вмиг окраситься в естественный оттенок, я вновь гляжу на конструкцию подвешенных часов. Они имеют завораживающий эффект, напоминая мне о Рю, кого категорически следует позабыть. Тянусь к часам — и меня буквально отрывает из этого мира.
От него у меня осталось лишь горькое послевкусие да нотка старого дуба на языке. Да и разочарование, как же без него.
***
Труа, Франция. Не такой большой город, как Лион или Марсель, но по-особенному красивый и единственный в своём роде. Я бы его и на те города легко променял, стоит лишь присмотреться и влиться в общий быт.
Франция — страна медленного танца. Но только не распространяйте это суждение, ведь это моё личное мнение, за которое я ещё не получил по рогам. Я его так называю из-за людей. Они могут быть и ленивыми, не спеша проходиться по улочкам без цели или с целью, не опаздывать, а задерживаться. Французы привыкли к медленному образу жизни, в чём я нахожу некую красоту.
Просто никуда не спешить — необычное поведение, возлагаемое исключительно на детей. И неправильно, если родители думают, что его ребёнку побыстрее нужно в садик, в школу, в университет, чтобы сделать его умней, лучше и сильней.
Меня, как обычно, переместило на задание, а приземлился я посреди вымощенной улочки, по которой медлячком перемещались жители Труа. И опять никто не увидит мой костюм туриста! Не знаю, был ли выходной, но вроде бы как пейзажи в таких городах редко меняются. Ну и славно.
Плитка под моими ногами была серого цвета, такого же, как и витавшая в загадочном дворце пыль. Я закусываю губу, по привычке просовываю руку в карман и делаю на проверку шаги, определяясь с нужным направлением. Понятно, идём на запад.
Эти плитки не кончались, и я уже начинаю подумывать, что тут все дорожки такие. По сторонам я вижу разноцветные дома: красные, жёлтые, голубые, зелёные — они были частью всеобщей палитры, охватившей уютный на вид городок, в котором обитают дружелюбные люди. Преувеличиваю или утрирую — моё дело, и если я сказал, что они дружелюбные, то хотя бы частичка этого в них точно есть, не всем же хмурыми ходить пугать прохожих.
Был у меня клиент, который буквально вешался на проходящих мимо людей. Жалко его было, когда его заставили войти в речку и встать колени. А что он? Он послушно стоял так, пока вода потихоньку не добралась до уровня лица. Смерть клиентов должна быть либо физически жестокой, либо морально, так что его вариант точно первый. Он даже сопротивляться воде не мог: окоченел.
Конечно, появляются вопросы, а зачем я, в принципе, нужен, если приходит в действие второй вариант? Да потому что всё тело связано, и мучения его как-никак охватывают абсолютно его всего. И даже психологически человека нужно подготавливать к гибели от воткнувшегося в живот ножа. Хотя это даже не мучения…
Тут мне же не приходиться выворачиваться или ускорять ход, как в Ниигате, я просто как один из французов — слился с местностью.
А фасада на домах не встретишь: лицевые стороны строений созданы по типу амбаров, но только разноцветных и симпатичных из-за своего колорита. Дома не выглядели старыми, они сохраняли в себе традиции.
Вот хожу, брожу и не знаю, о чём мне ещё подумать, ибо о другой вспоминать крайне не хочется. Что произошло со мной вчера, то я вообще выбросить из памяти хочу. Негоже мне, Проводнику, о левом клиенте глаголить и уделять ему своё время в золотой голове. Так дело не пойдёт. Но что же я могу? Как люди справляются с неприятными воспоминаниями? Правильно, никак! А я уже две сотни лет живу и шибко не обращал на прошлых клиентов внимания. Я их не забывал, но и дальше дело не заходило. Так, говориться, что со мной не так?
Но о подобном явлении ничего не написано в своде правил, поэтому тупо смотрю на небо и любуюсь белыми облаками на фоне голубого неба. Очень рад, что облака не стоят на месте: можно провожать их взглядом, представлять их деформацию и остальные города, над которыми они будут плавать.
А главное — отключить мозги.
Не являюсь особым фанатом деградации, но иногда это полезней двух литров воды в день.
И хорошо, что часы начали вибрировать сильней: знак, что я скоро снова обо всём забуду и полностью отдамся миссии. Как говориться, без запинки и без задоринки!
И именно с таким вот непонятный настроением я добрался по мощёной тропинке до трёхэтажного дома с морковно-оранжевой черепицей. Он особо не отличался от строений вокруг, и я направился к двери. Открытой. На замок её не закрывали. Обычай ли это или непредусмотрительность — я не знаток в нынешней культуре, но всё же надо признать, что это очень опрометчивое действие.
По дальнейшим колебаниям часов в моей руке я определил, на какой этаж мне нужно — последний. И я уже перебираю варианты смерти на таковой высоте, а их на моей памяти накопилось значительное количество. Столько трагичных сцен я видел, связанные с обрывами, что даже утопленники находятся далеко позади, и у них более простые смерти, намного проще, чем падение со скалы или многоэтажки. Одна трагедия и драма — что мне нравится в моей нелёгкой работе. Я не садист, я просто люблю своё призвание и отдаюсь ему, нахожу красивые и приятные моменты.
Когда я был Ранним и Рядовым, то меня не шибко захватывало, что и отпускать было нечего. Но чем дольше я находился на том или ином ранге, то ловил себя на мысли, что безразлично смотреть, как умирает человек, не очень-то правильно это; да словил частичку искры, наконец нашедшую отклик во мне о представлении Тихого. Я люблю разговаривать с клиентами, но то — совсем другое, ни с чем не сравнимое.