Я выслушал его душещипательную историю, посочувствовал, сказал, что в Москве таких историй в день происходят десятки, но из этого не вытекает, что все москвичи этим занимаются, что они такие же люди и также страдают от всего этого, спросил:
– А что, у вас не воруют?
– Воруют, но не так же, ну, украдут у человека сто рублей.
– Хорошо, а сколько в Камо народа живёт?
– А это при чем? Не знаю точно, ну, тысяч сто, наверно.
– А в Москве десять миллионов, в сто раз больше, и всего там больше в сто раз: дорог, домов, приезжих, а воруют только в десять раз больше.
Моя занимательная арифметика произвела на него впечатление – он задумался, а я, признаться, и аргумент этот придумал в надежде, что мы на этом закончим наш разговор, но оппонент мой, помозговав, вдруг спросил:
– А кем Вы работаете?
– Инженером.
– А где?
– В Бауманском институте, на кафедре технологии металлов.
– А-а-а-а… А у Вас есть знакомые мебель купить?
Меня аж оторопь взяла, что за люди, ну, обманули тебя уже один раз – успокойся, нет, он уже готов ввязаться в новую авантюру, и опять с совершенно незнакомым человеком.
– Нет, дорогой, у меня таких знакомых. Мне тоже мебель нужна, но, увы, не могу достать.
Тут я не врал – швах был полный у нас с мебелью. Нет, какая-то мебелишка была – был раскладной диван-книжка, какой-то полированный комод, на котором стояло несколько книжных полок, платяной шкаф, который смастерил мой дядя в подарок сестре – моей маме. У мамы в комнате было чуть получше, но тоже не бог весть как. В прихожей не было никакой мебели вообще – были прикреплены несколько настенных крючков, которые постоянно отрывались и падали на пол под грузом одежды. Когда эта история мне надоела, я взял двухсот пятидесятый стальной гвоздь и забил его на треть в стену. С этого момента гвоздь получил звание «гостевой», и всяк входящий вешал на этот гвоздь свою одежду, иногда там висело до десятка пальто и шуб. Правда, у нас главной причиной отсутствия более-менее приличной мебели было не нехватка каких-то знакомых в магазинах, торгующих оным товаром, а дефицит денег на её приобретение. Но нас как-то это не парило, ну, нет мебели, и что? Было на чём спать, был письменный столик, какой-никакой шкафчик – когда-нибудь купим. Впрочем, каких-либо знакомых, которые бы помогли достать мебель, у нас тоже не было, а просто так зайти в магазин и купить её было практически невозможно, за исключением удачного стечения обстоятельств или чего-то в этом роде.
Переночевав, я с утра метнулся на завод, завизировал требуемые бумаги, отправился на автовокзал, и во второй половине дня я уже был в Ереванском аэропорту.
Аэропорт был набит народом под завязку, но, что меня приятно удивило, в кассах не было очереди. Я, доставая на ходу паспорт и деньги, практически бегом домчался до окошечка, в котором виднелась кассирша, сунул ей всё это под нос и выпалил:
– На ближайший до Москвы.
Кассирша, не глядя на меня, сгребла всё, что я ей сунул под нос, и вернула:
– Нет билетов.
– А когда будут?
– Неизвестно.
– Как неизвестно?
– Так. Нам не докладывают, слушайте объявления.
Стоящая рядом с кассой блондинка, устало разглядывающая броуновское движение пассажиропотока в зале, взглянула на меня и пробормотала себе под нос:
– Детский сад.
Забрав паспорт и деньги, я нырнул в этот людоворот и, изучив обстановку, узнал, что билетов нет уже дня три или более; что тем не менее кто-то улетает; что, скорее всего, причиной отсутствия билетов являются сезонные работники-строители, попросту шабашники, которые двинулись по весне на Россию строить коровники и сараи; однако шабашников этих на регистрации не видно. Была ещё одна версия, похожая на правду, – за билет надо доплатить чирик, то есть червонец – десять рублей, но кассирши не берут, есть какие-то дельцы в зале, но как их вычислить, никто не знает.
Полной ясности не было ни у кого, равно как понимания, что делать. Народ кучковался вокруг одного-двух «буйных», становились, как правило, в кружок и бурно обсуждали, как, что делать, впрочем, толковых идей не было. Постояв в одной из таких куч, я понял, что начинать надо не здесь, и заявил: