В нашем районе, до переименования он назывался Дзержинским, было много заводов. Рано утром, часов в семь, они начинали подавать гудки о начале рабочего дня. Самым громким был гудок ближайшего к нам завода «Калибр», но он не был первым, они начинались где-то вдалеке, приближались, звучали со всех сторон, сливаясь и рассыпаясь, нарастая и стихая. Тут не поспишь, минут пятнадцать они от сна отгрызали, надо было вставать в школу. Когда их отменили в классе четвёртом или пятом, я был рад, да и стало как-то спокойнее. Мама, уже когда мне было лет тридцать, рассказывала, что гудки напоминали ей о войне, один из её страхов, когда мы были совсем маленькими, был такой – вот начнётся война, а как я с вами двумя успею до метро добежать? В случае войны, а предполагалась она уже с Америкой, все станции метрополитена становились основным укрытием от атомной бомбы.
Я по природе очень влюбчивый. Был. В третьем классе мне нравилась девочка одна, звали её Наташа Фесенко. Она была красавицей и умницей, и училась на отлично, и была нормальной, общительной, живой девочкой. Но я свою влюблённость никак не проявлял, так любовался ей издалека, не понимал, что и как я должен предпринять. Как-то в четвёртом или пятом классе Наташа после уроков спросила меня: «А ты где живёшь?» – «В девяносто девятом». – «А я в сто третьем, слушай, нам по пути, пошли вместе». – Была весна, мы шли вдоль трамвайных путей по узкой асфальтовой дорожке, обходя лужи, иногда на мгновение тесно прижимаясь боками, пропуская встречных прохожих, разговаривали ни о чём. Наташа как-то сбоку, искоса поглядывала на меня, как будто ожидая от меня чего-то, а я не понимал. Тогда она вдруг попросила мой портфель на секундочку, я, недоумевая, отдал, она взяла его в левую руку и пошла с двумя портфелями в руках. Я попытался забрать, но она не возвращала, хохотала надо мной, уворачивалась, ну, не драться же мне с ней, так мы и дошли с ней до моего дома. Здесь она спросила, где мой подъезд, зашла со мной, мы стояли, и она долго не отпускала ручку моего портфеля.
На следующий день история повторилась, но портфель ей я уже не отдал. Она попыталась отобрать его у меня, мы повозились, похохотали, и так она провожала меня неделю или чуть больше. А я так и не догадался взять её портфель, проводить до дома. Видно, время моё ещё не пришло. На тот момент все мои увлечения носили очень книжный характер. Я тогда читал приключенческие романы «Айвенго» Вальтера Скотта, «Последний из могикан» Фенимора Купера, их герои сражались за своих возлюбленных, спасали их из плена, но портфели их не носили. А мне не хватило мозгов проводить её, просто помочь девочке, которая мне нравилась, донести тяжеленный баул до дома.
В классе у нас были братья-двойняшки Лёшка и Витька Корзухины, и, потеряв друга, я довольно быстро стал приятельствовать с Лёшкой. Они родились в один день, но Лёшка на одну минуту раньше и на основании этого справедливо утверждал, что у него, как у старшего брата, существуют определённые преференции. И, бывало, гнобил своего младшего брательника, заставляя трудиться на себя. Витёк сопротивлялся, иногда доходило и до драки, но Лёха всегда брал верх. Забавно, но он действительно выглядел постарше, был пошире, посильнее, лучше учился. Если случались в классе какие-то разборки, в которых Витёк огребал, он звал на помощь Лёшку, и тот, как правило, наводил порядок. Он был один из самых крепких парней в классе, сильнее был только Славка Серебрянников, с которым они оба дружили. Где-то в начале нашей дружбы я подрался с Витькой, физически он был мощнее меня, да и значительно крупнее, я был, может быть, чуть пошустрее. В детских стычках того времени проигрывал тот, кто струсил, отказался от драки, сбежал. Сцепились мы около «Калибра», рядом с каким-то сквером, огороженным невысоким металлическим заборчиком. Дело было зимой, оба были в зимних пальто, поэтому удары по корпусу практически не ощущались, а по лицу мы оба не били, наверно, не хотелось рассориться окончательно. Недалеко Лёшка играл в хоккей с теннисным мячом со Славкой, изредка кто-нибудь из них подходил и говорил: «Да заканчивайте, пошли играть», – но мы продолжали. В какой-то момент Витька прижал меня к ограде, за счёт большей массы ему это было несложно, обхватил и стал поднимать, я потерял равновесие, он перехватил поперёк, помог себе коленом и перевалил меня через забор. В этот момент подошёл Славка, увидел, что меня перекинули через забор, и от смеха сел в сугроб. Витька обессиленный стоял, счастливо празднуя победу, но рано он собрался это делать, я уже перелезал обратно. Я-то сил не тратил на перекидывание партнёра, отдохнул, пока он корячился с переброской, вдобавок обозлился, что за неспортивное поведение. Соскочив на землю с заборчика, я с разбега кинулся на Витька, не успев сгруппироваться, он рухнул на спину, я завалился поперёк него, стараясь не дать ему вывернуться, но он и не пытался это делать, обессилили оба. Славка уже не хохотал, а как-то тонко выл от смеха, прибежал и Лёшка и, поняв, что происходит, свалился хохоча рядом со Славкой. В итоге Славка, как наш постоянный спортивный арбитр, сказал: «Ничья», – нас вытащили из снега, и мы пошли на дрожащих ногах играть все вчетвером. Ребята они были нормальные, не зловредные, приятельствуя поначалу с Лёшкой и Витькой, я подружился и со Славкой (Станиславом), мы корешили до восьмого класса. Он был парень высокий, крепкий, подвижный, занимался спортивной гимнастикой, единственный ребёнок в семье.