В какой-то момент Костенко обратил внимание на моё надоедливое присутствие и подозвал меня к себе – его стол стоял внизу, перед сценой, чтобы входящим в зал сотрудникам не приходилось каждый раз подниматься на сцену.
– Скажите, вы кто?
– Рейн Алек Владимирович, ПКТИТП, обработка давлением.
– А у вас какое было задание?
– Проверить состояние всей штамповой оснастки, доложить, каких штампов не хватает, какие требуют замены, какие ремонта.
– И почему вы не работаете?
– Всё сделал.
– Всё сделали. А сколько единиц оснастки, по вашему переделу, числится?
– Десять тысяч семьсот одиннадцать единиц.
– Вы тут уже три дня мне глаза мозолите. Хотите сказать, что вы за два дня лично ознакомились с состоянием одиннадцати тысяч штампов?
– Так точно, с маленькой поправкой: за три дня ознакомился лично.
Костенко повернулся к штабу:
– Дайте мне отчёт по штамповой оснастке.
Получив отчёт, Костенко пролистал его, на скулах стали поигрывать желваки.
– Всё это, как вы утверждаете, абсолютная правда.
– Так точно. Абсолютная. Каждый штамп лично осмотрел, ощупал, обнюхал, часть лизнул. Для надёги.
Костенко повернулся к штабу:
– Проверьте этот отчёт, я сомневаюсь в результатах.
Старший из штабных, проглядев отчёт, сказал:
– Не успеем, объём большой.
– Как не успеете? Вот специалист из ПКТИТПа за три дня сделал, а вас десять человек, и не успеете. Возьмите кого-нибудь на заводе, там блядей болтается столько, ни х…я не делают, пусть помогут. Отчёт должен быть проверен, я не позволю, чтобы всякий пиз…юк мне мозги е…ал.
Повернувшись ко мне, Костенко сказал:
– Это я не вам. Имейте в виду, если ваш отчёт окажется липой, я приму кадровые решения.
– Так точно.
Костенко раздражённо махнул рукой в направлении актового зала:
– Ладно, идите, ждите, когда появится для вас работа.
Я отправился на своё любимое место и углубился в чтение. Через дней пять нашу комиссию навестил какой-то ещё более важный начальник. Войдя в зал, он стал материть всех нас и больше всего Костенко, поскольку наше присутствие на заводе не оказывало никакого благоприятного действия на выпуск готовой продукции. Матерился начальник так, что на свежеокрашенных стенах стала лопаться масляная краска. Дойдя до сцены, начальник забрался на неё и затребовал к себе Костенко:
– Ну хули ты там сидишь, мудак? Давай поднимайся ко мне.
Костенко мухой метнулся к начальнику, и у них возникла оживлённая дискуссия, доносившаяся до нас в виде сплошного потока матерной брани, перемежающейся только союзами, предлогами и личными местоимениями: на, в, из, тебя, вас и прочее.
Сидящий невдалеке от меня сосед комментировал мне вполголоса происходящее: оказалось, что Костенко являлся то ли зятем, то ли свояком более высокого начальника, и отношения их вполне родственные, а голимый мат – это так, маскировка близких родственных связей.
Накричавшись, высокий начальник вызвал начальника производства и устроил показательный разнос:
– Завод план не может выполнить, а ты что лично предпринял для того, чтобы план выполнялся?
Не слушая сбивчивые объяснения производственника, он продолжил:
– Ты объясни мне, почему на заводе вторая смена отсутствует?
– Как отсутствует, у нас вторая смена есть.
Большой начальник повернулся к столу, за которым сидел закаменевший от страха штаб:
– Давайте, сбегайте в службу главного энергетика, принесите суточные графики потребления электричества за неделю. Пошустрее, чего застыли?
Просмотреть графики было толково придумано – неработающее оборудование электроэнергию не потребляет. Исследование графиков подтвердило эту печальную зависимость, загрузка оборудования во второй смене составляла процентов пятнадцать. Сей факт привёл большого начальника в ярость, он вскочил со стула и стал материть заводчанина, обещая самые лютые кары. Однако начальник производства оказался крепким орешком и нашёл способ окоротить заместителя министра: