Я догнал лошадь, повел ее обратно к колеснице. Вдруг конь Терея, щипавший травку, вскинулся на дыбы и бешено заржал. Веревочная петля туго охватила его шею и тянула в лес. Сейчас же, гикая и звеня оружием, на поляну выехали всадники с громадными колчанами, в шапках, отороченных мехом. Мидяне!
В последние дни я научился соображать быстро и безошибочно. Я мгновенно понял: побеги я в лес — и меня тут же выловят. Я подбежал к коню Терея, выхватил кинжал, перерезал петлю, вскочил в седло и, прижавшись к гриве, дал коню пинка пятками.
Мы неслись, не разбирая дороги, продираясь сквозь терновник, а степные кони варваров не решились скакать в лесу с такой бешеной скоростью. Умный конь описал большой круг по лесу и выскочил на опушку в том месте, где продвигались носилки с телом Мики.
— Скорей, скорей! — кричал я. — Мидяне сзади!
Воины пустились бегом. За носилками семенила нянька; Перикл и собака, играя, бежали вперегонки. Я же гарцевал вокруг, уцепившись за гриву коня, который все храпел и косил глазом.
— Мальчик, а где моя лошадка? — спросил Иолай, не оборачиваясь и не сбавляя шага. — Кинул мою лошадку персам?
— Ладно хныкать, беги быстрей! — понукал его Терей. — Победим — дадут тебе новую лошадку.
— Да-а! — всхлипывал Иолай. — Пропала моя кормилица... Твой-то конь небось уцелел, а он у тебя не один...
Вот и море... Катит приветливые волны. Там, за косыми парусами далеких галер, — Саламин, наше спасение. Но на песке только обломки лодок, гниющие водоросли, вещи, затоптанные в гальку, черепки... И ни души!
— Вперед! — закричал зоркий Терей. — Там, за мысом, какие-то люди и лодка.
Обогнув мысок, мы увидели многовесельную лодку, в которую усаживались какие-то женщины, поднимая подолы богато расшитых платьев.
Однорукий старик поддерживал их, отдавал приказания, суетился.
Ба! Да ведь это Мнесилох, а женщина, которой он помогает сесть в лодку, — жена Фемистокла.
Терей приосанился, вынул черепаховый гребень, причесал подстриженную бороду и, придав себе солидность, пошел просить, чтобы и нас взяли в лодку.
— Ну как же не взять? — всполошился Мнесилох. — Свои ведь люди... Дети Ксантиппа, боевого товарища... Раненая дочь... Ах, какое несчастье!
Но жена Фемистокла недовольно качала пышной, усеянной жемчугами прической:
— Уж и не знаю как... Лодка перегружена. Конечно, детей мы возьмем, но рабы и собака...
Подскакал начальник конной охраны, сопровождавшей семью Фемистокла:
— Прошу побыстрее. Мидяне близко.
Все погрузились. На песке, кроме воинов, остались только мы — нянька, я и пес Кефей, уныло опустивший хвост и уши.
— Да поразит меня молния Зевса! — вскричал Мнесилох и неуклюже стал выкарабкиваться из лодки. — Ведь это Алкамен! Ну конечно, Алкамен! Иди, сынок, в лодку. Лучше останусь я.
Жена Фемистокла, испуганная тем, что защитник, оставленный ее мужем, ее покинет, заявила:
— Нет, нет, еще найдется место. Я велю своей рабыне подвинуться. Иди, мальчик.
Я послал вместо себя няньку, а сам остался, хотя мне очень хотелось плыть вместе с Микой. Старуху не хотели сажать, но Перикл поднял отчаянный крик, и ее пустили. Тогда Терей подхватил меня и посадил в лодку, которую уже отпихнули от берега. Вдвоем с Иолаем они уселись на коня и поскакали туда, где готовился к отплытию последний военный корабль.
САЛАМИН
И правда, лодка погрузилась до самых краев. Перикл плакал и звал Кефея. Пес метался по берегу и уже не лаял — выл от отчаяния.
— Ну как же взять в лодку такую громадную собаку? — рассуждала жена Фемистокла. — Была бы как у меня...
Она достала из-под мышки и показала всем собачонку, которая сучила кривыми ножками и таращила крысьи глазки.
На берег между тем выехали мидяне и пустили нам вдогонку стрелы, которые скользнули в волны за нашей кормой. Тогда пес решился — кинулся в море. Скоро он догнал нас, плыл рядом, перебирая лапами, отфыркивался.
— Бедная собака! — соболезновал Мнесилох. — Ты же не доплывешь слишком далеко плыть!
Мы проплыли мимо черных бортов кораблей. Расплавленная солнцем смола капала в пузырящиеся волны. Из мрачных прорезей в бортах высовывались громадные весла, виднелись лохматые головы гребцов, прикованных к скамейкам, изредка сверкал чей-нибудь злобный глаз.
Воины с высоты палуб показывали на нас пальцами, зубоскалили.
— Гляньте, собака плывет! Посейдон свидетель, это настоящий морской волк! Эй, на лодке, вы что, наперегонки с собакой, что ли?