Мы с Мнесилохом посетили тихий домик, где среди других раненых стонала Мика.
— Плоха, очень плоха... — жаловалась нянька.
Неужели и врач не поможет? Может быть, прав Эсхил, может быть, нужно безропотно уповать на милость богов? Жрецы учат: если хочешь, чтобы бессмертные были к тебе благосклонны, принеси им в жертву самое дорогое, что у тебя есть. А у меня нет ничего дорогого, да и вообще ничего нет.
Постой, как же! У меня ведь есть вещь, которая для меня бесценна: на шнурке висит оловянный кружочек с буквой «Е», что означает «елевферия» свобода.
Я минуту поколебался — жаль было отдавать память о маме — и тут же осудил себя за колебание. Я подошел к одному из жертвенников, которые во множестве разжигали жрецы, и кинул в угли амулет. Олово размягчалось, буква «Е» оплывала, а я читал молитвы за Мику.
Нашли ночлег, стали укладываться. Мнесилох не утерпел, чтобы не похвастаться:
— Приходил воин, пригласил меня к Фемистоклу: перед рассветом, после третьей стражи.
— А я?
— А ты спи, ночь ведь маялся. Ишь, весь оцарапанный, избитый.
— Мнесилох, заклинаю тебя, возьми меня к Фемистоклу.
— Зачем?
— Увидеть Ксантиппа, рассказать ему о дочери.
— Ты думаешь, ему не рассказали?
— Нет, но Мика просила... Я все равно должен...
— Ну ладно, крепко спи, малыш. После третьей стражи я тебя разбужу.
НОЧЬ ПЕРЕД БИТВОЙ
Ах, как зябко, так и клонит прилечь!
Во тьме мы долго спотыкались о канаты и весла, пока не нащупали сходни, которые вели на «Беллерофонт» — там на палубе был разбит шатер первого стратега.
— Кто идет? — послышался знакомый бас.
Да ведь это Терей! Наш Терей. Он променял сегодня коня на корабельную палубу. Терей приказал воинам осветить наши лица факелами. Мнесилоха пустил, а меня удержал за хитон.
— Э, нет, дружок. Тебя не звали.
— Но, Терей!..
— Не могу, нет приказа тебя впустить. Ты совсем продрог. Возьми-ка лучше эту шерстяную хламиду, завернись.
Кто-то окликнул его, сообщая, что причалила галера с острова Эгина. Терей отошел; другой воин преградил мне путь щитом. Я со злостью ударил в этот щит; воин выронил его и шарил в темноте, боясь, что щит упадет в воду. Я взбежал на палубу. С непривычки я три раза споткнулся о натянутые снасти и набил себе шишку. Воины искали меня среди связок каната и ящиков, а я забился под полог шатра, надеясь там отсидеться.
Когда я успокоился, то различил голоса внутри шатра. Рядом была щель, позволявшая мне все видеть.
На высоком кресле сидел спартанец Эврибиад — верховный главнокомандующий флотом. Спартанец произносил речь:
— Нельзя вступать в бой... Нас разобьют... У них две тясячи кораблей, у нас двести. Пока не наступил рассвет, сажайте народ на корабли — и в Спарту!... Там будем обороняться.
— А как же наш город? — выкрикнул Ксантипп. (Я его сразу и не заметил: он сидел сгорбившись у светильника, как нахохлившаяся птица.) — Так и отдать город без боя?
— Вы свое потеряли, поэтому теперь вы не можете нас понять. Мы хотим сохранить хоть что-то от Эллады, хоть Спарту...
Все раскричались. Что же, значит, Афины уже потеряны? Значит, уйти смирившись?
Эврибиад встал с кресла, брал за руки то одного, то другого, растолковывал спартанский план.
Фемистокл прервал его. Распахнувшийся плащ стратега чуть не погасил светильник.
— Помните, я призвал вас отступать на море, оставить Афины? Теперь довольно отступать! На суше мы были слабее их, на море мы сильнее! Пусть их флот многочисленнее, а наш сильнее!
Эврибиад покраснел, нервно вертел жезл главнокомандующего.
— В открытом море мы не будем нападать, — убеждал Фемистокл. — Заманим в пролив. Здесь персам не развернуться, будем их колотить поодиночке!
— Фемистокл, Фемистокл! — Жезл в руках Эврибиада вращался все быстрее. — На стадионе того, кто до свистка срывается с места, наказывают палками!
— Да, но и тому, кто медлит, наград не дают!
И Фемистокл указал пальцем, кому именно не достанется награда. Эврибиад вышел из себя и замахнулся жезлом на Фемистокла.
— Ого-го! — закричали стратеги, вскакивая. — Зазнался спартанец! Кто бы ты ни был, мы тебе не позволим!..
Но Фемистокл опустил глаза и смиренно приблизился к Эврибиаду:
— Ну, побей меня — твое право. Ты — начальник. Только дозволь утром ударить на врага. Время упустим!