В последний раз я оглянулся на дружеские лица, кивавшие мне из неразличимого далека.
ОСТРОВ ПСИТТАЛИЯ
Как Фемистокл рассчитывал, так и случилось, — персы, опасаясь, что афиняне уклонятся от боя и ускользнут, с двух сторон двинулись в пролив, сжимая в тиски их корабли. Но биться широким фронтом персы не могли из-за узости пролива.
Расчет Фемистокла был верен: солнце слепило глаза нападающему врагу, лобовой ветер расстраивал ряды его кораблей.
Афиняне разбивали, брали на абордаж, жгли ряд за рядом, затем налетали новые ряды, и начиналось все сначала.
В воздухе стоял стон от ругательств, проклятий, слов команды, предсмертных криков. Море клокотало, в волнах болтались обломки, весла, бочки.
Мидяне высадили десант на песчаном островке Пситталии, энергично подвозили подкрепления, хотели оттуда рвануться дальше — на Саламин.
Аристид взошел на корабль, где на мостике сидел худосочный спартанец Эврибиад, надувшись, как жаба. Еще бы, ему против воли пришлось разрешить сражение!
— Дозволь, я высажусь на островке и выбью оттуда мидян. — Лицо Аристида было бледным, как никогда, а тонкие губы побелели от напряжения.
Эврибиад для вида помедлил, потом украдкой взглянул на Фемистокла, который стоял рядом, скрестив руки. Фемистокл еле заметно наклонил голову, и Эврибиад милостиво позволил Аристиду вступить в бой.
Аристид и триста гоплитов по мелководью перебежали на Пситталию и напали на ошеломленных мидян. Те яростно защищались. Развевающийся плащ Аристида со знаменитыми заплатками мелькал тут и там. Одно время всем показалось, что атака отбита, что шлем Аристида уже не виден в гуще сражающихся. Однако вот он появился на самом берегу. В руке его было древко с вражеским знаменем — позолоченный человекоорел с широко распахнутыми крыльями.
Радостно закричали афиняне, смотревшие на битву со скал Саламина; стали прыгать, кидать в воздух шапки.
Казалось, с неба донесся мощный глас богов, напоминающий звучную речь Эсхила:
Между тем к Пситталии со стороны персов мчался тяжелый корабль с десантом. Ярко блестели на солнце золотые латы — это шли в бой «бессмертные» — личная гвардия царя. Афинская триера преградила кораблю персов путь — «Беллерофонт», флагманский корабль Ксантиппа. Персы не смогли остановить разогнавшийся тяжелый корабль, и он ударился бортом о борт «Беллерофонта». Гигантские весла ломались, как лучинки, с палуб от удара посыпались в воду люди.
На крутом носу «Беллерофонта» появился маленький, страшный, с растрепанной бородой Ксантипп. Глотка его была разверста — он не то командовал, не то изрыгал проклятия. Он метнул железный крюк и зацепил им борт вражеского судна. В тот же момент еще несколько крюков впилось в деревянное тело корабля. Персы рубили мечами железо крюков, надеясь освободиться от этих страшных когтей, — не тут-то было!
Видя, что Ксантипп около Пситталии, зная, что Фемистокл тоже направляется туда, я кинулся вброд вслед за гоплитами, бежавшими в подкрепление. Вода мне здесь доходила до горла. Раза два, поскользнувшись на камнях, я принимался плыть. Навстречу толкали плоты с ранеными; на одном плоту сидел горбоносый врач с серебряным обручем на седоватых волосах, тот самый, что взялся лечить Мику. Я было кинулся к нему, как меня оттолкнули:
— Позволь, позволь!
Отряд гоплитов с напряженными лицами, буруня воду, бежал на Пситталию.
— Что, парень? — ехидно крикнул мне замыкающий строй гоплит. — Хвостом виляешь, бежишь обратно?
И я побежал на Пситталию.
Там Аристид и Ксантипп улыбались, пожимали друг другу руки; оруженосцы подали им полотенца, и стратеги утирали пот и грязь.
Воины собирали трофеи, стаскивали вражеские знамена, раскладывали походный алтарь Зевса — Носителя Побед, которому нужно было на скорую руку принести благодарственную жертву.
Ксантипп узнал меня издали, кивнул, шагнул ко мне, протягивая руки. Я остановился, удивленный этой приветливостью.
«Господин, — хотел я сказать, — твоя дочь Аристомаха... Мика...» Волнение сжало мне горло. Ксантипп меня опередил: