Однако Плутарх замечает, что Мильтиад все же не получил масличного венка, которого он домогался, услышав «хотя и не слишком умные, но все же понравившиеся народу слова: «Когда ты, Мильтиад, в одиночку побьешь варваров, тогда и требуй почестей для себя одного» (Plut., Cim., 8). Эти слова, прислушайся к ним Мильтиад, могли бы послужить ему предупреждением: теперь в Афинах политик не должен был слишком возвышаться, забывая при этом, что он живет при демократии, где главную роль играет демос. Но аристократы, служа народу (а иначе они не могли бы существовать в демократических Афинах)[273], продолжали преследовать личные цели, направленные на укрепление своего положения, пользуясь для этого теми средствами, которые давала им демократия и новая политическая обстановки. Но положение их, поскольку заключало в себе определенную двойственность, было непрочным: истинные цели и стремления могли проявиться, народ подозрительно относился к чрезмерному усилению любого политика[274], да и борющиеся друг с другом аристократические группировки следили за возможными промахами своих соперников.
Все эти тенденции можно усмотреть в том деле, которое предпринял Мильтиад, находясь на вершине своей славы и пользуясь огромным влиянием после победы при Марафоне. По слова Геродота, он «потребовал у афинян 70 кораблей, войско и деньги, не сказав, однако, на какую землю собирается в поход. Мильтиад объявил только, что афиняне разбогатеют, если последуют за ним, а он, по его словам, поведет их в такую землю, где они легко добудут много золота. <…> Афиняне же прельстились такими посулами и дали корабли Мильтиаду» (Her., VI, 132). С этими кораблями он отправился на остров Парос, осадил город и потребовал 100 талантов контрибуции за то, что «паросцы первыми начали войну, отправив свои триеры вместе с персами к Марафону» (Her., VI, 133).
Представленная Геродотом картина весьма интересна. Поведение Мильтиада явно противоречит принципам демократического общества, где важное значение имеет отчетность лидера перед демосом. Здесь же полководец, принимая все на свою ответственность, сулит народу большие выгоды от неизвестного дела, и характерно, что народ безропотно предоставляет ему все требуемое. Эта ситуация дает нам представление и о становлении народовластия в Афинах, когда демос учился на собственных ошибках, и о положении военного времени, когда полководец, пользуясь своей славой и общественным настроением, мог существенно влиять на политику государства, часто в личных целях.
Корнелий Непот излагает иной план этого похода, такой, каким он и должен был быть по законам демократии. «После Марафонского сражения афиняне опять поручили Мильтиаду флот из семидесяти кораблей для наказания островов, помогавших варварам. Командуя этими силами, многие острова он снова привел к повиновению, а некоторые завоевал. Среди прочих не принял его мирных предложений остров Парос, гордый своими богатствами», и Мильтиад стал его осаждать (Nep., I, 7). Переводчик Непота Н. Н. Трухина, комментируя этот отрывок, пишет, что сведения о походе Мильтиада против островов Эгейского моря очень важны, но спорны, и что они могли быть почерпнуты из Эфора. А относительно сообщения Геродота о «золотоносном» Паросе есть предположение, что историк спутал его с Фасосом, где действительно были золотые рудники (Her., VI, 46–47)[275].
Но именно описание Геродота является наиболее значимым, так как дает представление и о поведении аристократического лидера, который пользуется своим влиянием, политическим моментом, возможностью направить демос в нужную для него сторону, и о постепенном становлении принципов демократии, где народ контролирует поступки своих вождей.
Осада Пароса продолжалась 26 дней (Her., VI, 135) и закончилась полным провалом Мильтиада: города он не взял, денег не получил и, раненый, отплыл в Афины. Относительно неудачного окончания экспедиции Геродот передает следующую анекдотическую историю: чтобы взять Парос, Мильтиад должен был войти в один из храмов перед городом и что-то там совершить (что именно, Геродот не знает). Но у дверей святилища его охватил страх, и, не исполнив должного, Мильтиад поспешил назад. Поскольку ограда была заперта, он вынужден был через нее перелезать, но, спрыгнув, вывихнул себе бедро (Her., VI, 134) и после этого отплыл домой. «Судьба определила ему печальную кончину», — заключает Геродот (Her., VI, 135).
275
Трухина Н. Н. Примечания // Непот, Корнелий. О знаменитых иноземных полководцах / Пер. и прим. Н. Н. Трухиной. М., 1992. С. 15, прим. 10.