Говорили сначала о ерунде, рассказывали друг другу, что произошло, пока мы толком не общались.
– Миа, а ты знаешь, что я собираюсь в Питер?
– Конечно, – усмехнулась я. – Ты на покере вчера всех достал этой темой.
– И ты знаешь, что я лечу с пересадкой?
– И что такого?
– Пересадка пять часов в Москве.
– Да быть не может. Ты аэрофлотом летишь?
– Да.
– У них стандартная пересадка всегда три с половиной часа.
– Я был бы рад, если б так. Просто ума не приложу, что делать в аэропорте пять часов.
– Я как-то сидела двенадцать из-за задержки рейса. Но я не верю тебе, что стандартная пересадка у аэрофлота такая. Недавно же смотрела рейсы, не было там пяти часов.
– Хочешь, поспорим?
– На что?
– На поцелуй.
Я рассмеялась.
– А что тогда ты сделаешь, если я выиграю?
– Все, что угодно. Но это не важно, потому что я уверен, что пересадка пять часов.
– А я уверена, что три с половиной.
– Спорим?
– Спорим.
Хэнк непринужденно открыл приложение аэрофлота в телефоне и забил данные своего рейса. Пять часов.
– Быть не может, – усмехнулась я. – Они за неделю поменяли тарифы?
– Это не важно. Ты проиграла, – хихикнул Хэнк в ответ. – Иди сюда.
Он наклонился над моим телом, уже почти вросшим в диван, и поцеловал, нежно гладя по волосам.
Мы сидели и смотрели оба куда-то в пустоту, на большое окно без штор. Я не почувствовала ничего особенного от этого поцелуя. Как будто он был что ли дружеский. Не знаю, что почувствовал он, но по глазам было видно, что все произошло не просто так и просто так не закончится. Он проверял меня и себя, наверно. Симпатия Хэнка ко мне не была новостью. Вообще, я давно уже осознала, что дружбы между мужчиной и женщиной не может быть, и, что все парни в моем окружении хотели бы со мной переспать. Я не была удивлена, не чувствовала раздражения или наоборот умиления.
– Иногда мне хочется бежать. Просто бежать по жизни, не останавливаясь, ни о чем не жалея. Чтоб у меня не было порывов к самоанализу и не было времени для грусти, – промолвила я, пересаживаясь с мягкого дивана за стол. Мне хотелось вернуть дистанцию.
– Я вообще до сих пор удивляюсь, как такой человек может довольствоваться общепринятыми идеалами жизни, – улыбаясь, сказал Хэнк.
Он всегда улыбался рядом со мной. Не могу даже вспомнить момента, когда на его лице не было счастья. И мне становилось настолько приятно, что человеку со мной хорошо, что я сама начинала улыбаться. Со стороны наши разговоры были похожи на болтовню пациентов психушки. Два человека обсуждают сложные темы, измены, болезни, работу, смысл жизни, и улыбаются, как будто это ничего для них не значит.
– Какой человек?
– Такой как ты.
– А как я выгляжу в твоих глазах?
– Так и выглядишь. Как будто тебе все время хочется бежать в поисках чего-то. Ты творческая и многоранная натура. Я не представляю, как ты можешь спокойно работать офисной мышью и быть примерной домохозяйкой.
– Да не могу… в том то и дело. – Я прищурилась. – Многоранная?
– Да. От «много ран». У тебя за плечами огромный опыт, полный страдания. Для твоих лет это редкость.
– Мне сложно, потому что общепринятые идеалы меня не устраивают иногда. Я не могу найти свой смысл жизни. А может, он мне и не нужен. Просто я точно знаю, что не хочу как все. Дом, семья, стабильная работа и исчезающие из жизни друзья – все это не мое. – Я потянулась за стаканом водки с соком, дабы утолить жажду, но обнаружила, что он пуст.
Хэнк без единого слова допил, взял наши стаканы и направился к холодильнику.
– А вот мне всегда было интересно, что об этом думают другие, – усмехнулась я.
Мне как будто нравилось задавать сложные вопросы и заставлять людей задуматься. Вселенские темы – моя слабость. И как жаль, что Бессу они были абсолютно чужды. Сколько бы раз я не пыталась заговорить с ним о чем-то вроде: «Чего ты хочешь в жизни» или «Почему люди вообще умеют думать», он был невозмутим и раз за разом отвечал по типу: «Зачем эта пустая болтовня. Смысла нет и говорить о нем незачем».
– Ну, ты, конечно, спросишь тоже… – в полусмехе ответил Хэнк, возвращаясь за стол. – Я всегда поражался твоим вопросам, и они мне всегда нравились. Знаешь, для меня тема философии стоит даже выше секса.
– Это большая редкость…
Наши взгляды встретились даже несмотря на то, что я всегда пыталась избегать прямых зрительных контактов. На опыте доказано, что я – ходячее подтверждение поговорке: «Глаза – окно в душу человека». В моих глазах всегда видно, что я на самом деле думаю и чувствую. Пауза в разговоре затянулась. Мы просто сидели и смотрели друг на друга, при этом не думая о том, что где-то родился мент. Это была такая обычная и простая минута, в которую можно молчать и не испытывать неловкость.