Юноша улыбался, глядя на девушку.
– Значит, ты Алмаз Неограненный. Ну что ж, оборванец, хоть ты и ловкий пройдоха, но я тоже найду способ совладать с тобой. Уж я-то тебя ограню, – и Джафар расхохотался.
Яго, испуганный хохотом хозяина, принялся летать по комнате, громко выкрикивая:
– Алладин! Алладин! Алладин!
– Ах, да ты знаешь даже, как его зовут?
– Однажды этот пройдоха поймал меня и тут же продал, вернее, променял на три лепешки с медом. Это меня-то говорящего попугая! Это меня-то, попугая, который может разговаривать на двадцати языках, не считая наречий! Меня – и всего за три лепешки с медом!
– Если будешь много говорить, то я не дам за тебя и одной.
Попугай сразу же смолк и сел на плечо хозяину.
А тот щелкнул пальцами, перелистнул несколько страниц и произнес заклинание.
И в тот же миг он оказался в гуще толпы, обступившей пленников.
Начальник охраны уже совсем потерял голову. Он абсолютно сбился с толку и не понимал, кому верить, а кому нет, кого казнить, а кого миловать.
И как раз в этот момент на его плечо легла украшенная драгоценными перстнями рука.
Начальник стражи почувствовал, какая сила исходит от этой руки и опустился на колени.
– Встань! – приказал Джафар. – Ты сделал свое дело.
– Джафар! Джафар! – воскликнула принцесса, может быть, впервые в жизни искренне обрадовавшись тому, что видит перед собой тайного советника, слугу своего отца.
– Торговцу всыпать плетей! – приказал Джафар, и стражники тут же принялись исполнять волю тайного советника.
– А что делать с девушкой? – спросил начальник стражи, понимая, что допустил какую-то страшную ошибку, уж очень злым был взгляд Джафара, да и взгляд Жасмин не предвещал ничего хорошего.
– Ты должен извиниться перед принцессой. И если будет на то ее воля, она тебя простит, а если нет... – Джафар развел руками.
Начальник стражи стал бледным, как мел, и рухнул к ногам девушки, целуя ее башмаки.
– Прости меня, принцесса, разве я мог знать...
– Встань, человек, – сказала принцесса, – ты ни в чем не виноват.
– Ну как же, принцесса, только не говорите султану...
Алладин все еще был связанным. Он чувствовал себя абсолютно потерянным. И тут он ощутил, как кто-то пытается развязать ему руки. Но узлы, затянутые могучими стражниками, оказались не по силам маленькой обезьянке Абу.
Девушка подошла к начальнику стражи, взяла ужасный ятаган, подняла его над головой.
Сердце Алладина сжалось, а Абу взвизгнул и закрыл мордочку лапками.
Алладин зажмурился и успел подумать:
«Умереть от руки принцессы, да еще такой красавицы – тоже великая честь».
Но острый ятаган рассек веревки.
– Ты свободен, храбрый юноша.
– Прости, Жасмин, – сказал Джафар, положив руку на плечо Алладину, – этот юноша нарушил закон, а карать или миловать – решает только султан или же я от его имени.
– Я приказываю его отпустить! – топнула ногой принцесса.
– А я приказываю страже доставить тебя немедленно во дворец к отцу. Ведь он, наверное, хватился тебя, волнуется.
Упоминание о султане подействовало на стражников так, как действует звук дудочки на дрессированную кобру. Они тут же построились и, окружив Жасмин, двинулись к сверкающему куполами дворцу султана.
– Дорогу принцессе! Дорогу принцессе Жасмин! – кричал начальник стражи.
А девушке конечно же, ничего не оставалось, как бросить Алладину прощальный взгляд и улыбнуться своей ослепительной улыбкой.
– Какая красавица! – промолвил Алладин чуть слышно и в тот же момент почувствовал, как два дюжих стражника закрутили его руки за спину и. вновь связали.
Сердце обезьянки Абу разрывалось от тоски. Ему ничего не оставалось, как вскочить на плечо своему связанному хозяину и горестно прижаться к его щеке.
– Ничего, Абу, не бойся, – прошептал Алладин, – выкрутимся, ведь мы с тобой бывали и не в таких переделках.
– Его доставить во дворец в мои покои! – распорядился Джафар и двинулся ко дворцу.
Когда Джафар и Алладин остались наедине, тайный советник подвинул к юноше огромное золотое блюдо, полное всяческих сладостей.
– Угощайся.
– Но как я могу есть, если у меня связаны руки.
– Ах, да...
Джафар невнятно пробормотал заклинание и щелкнул пальцами. Веревки тут же упали к ногам Алладина.
Он размял затекшие руки и подумал: