Как же поступить Алладину, мой читатель?
Здравый смысл подсказывает, что лучше не отдавать лампу, а требовать, чтобы Джафар вытащил Алладина из ужасной пещеры. Времени на размышления не остается, вход в пещеру вот-вот закроется.
Если ты считаешь, что Алладину стоит сказать: «Сперва вытащи меня, а уж потом я отдам тебе лампу», - читай Главу 6б.
А если ты, понадеявшись на порядочность колдуна, собираешься предложить Алладину сначала отдать лампу, - читай Главу 6а.
Глава 5б
Итак, мой дорогой читатель, ты решал за Алладина, и он отказался от предложения Джафара идти в сокровищницу. Посмотрим, что из этого получилось.
И вновь Алладин оказался в темнице и с тоской во взгляде посмотрел на маленькое зарешеченное окошечко, в котором сияли крупные звезды.
«А где же Абу?» – подумал Алладин.
Руки и ноги юноши были крепко связаны веревками.
Среди прутьев мелькнула тень. Конечно же, это была обезьянка. Вскоре она оказалась подле своего хозяина.
Алладин с радостью погладил Абу, но руки были связаны.
– Абу, – попросил Алладин, – развяжи веревки.
Тот сколько ни пытался, не мог распутать тугие узлы и попробовал пустить в ход зубы.
Здесь дело пошло на лад и вскоре, освободившись от пут, Алладин уже стоял на ногах.
В темнице было очень душно, дышалось с трудом, вокруг пищали крысы, сверкая зелеными глазами.
– Как же нам отсюда выбраться, Абу? – спросил Алладин.
Мохнатый друг лишь горестно развел лапками.
– Конечно, Абу, я понимаю, ты бы выбрался сквозь эти прутья, а я не смогу даже дотянуться до зарешеченного окошка. Даже если бы в нем не было решетки, вряд ли моя голова пролезла бы в него.
Но долго рассуждать Алладину не пришлось. Послышались тяжелые шаги, распахнулась дверь, и в темницу вошли стражники.
Испуганный Абу тут же взобрался на окошко и стал смотреть, что же происходит внизу.
– Ах ты мерзавец, – сказал начальник стражи, – это же надо, освободился от пут! – и больно ударил Алладина.
Тот упал на пол и двое стражников вновь связали ему руки и ноги, но на этот раз уже не веревками, а цепями.
А затем начальник стражи закричал:
– Палача сюда!
– Какой палач! – взмолился Алладин. – Я ни в чем не виновен!
– А это нас не касается, у нас есть приказ Джафара.
– Но я же знаю, – кричал Алладин, – казни должны происходить на площади, на рассвете!
– Таких оборванцев, как ты, можно казнить в любое время дня и ночи, Багдаду от этого станет только лучше. И не думай, что кому-то будет интересно смотреть на то, как тебе отсекают голову. Так где этот старый бездельник? – закричал начальник стражи в глубину коридора.
Оттуда послышались шаркающие шаги, и в темнице появился старый палач, который с трудом нес острый изогнутый меч.
– Почему тебя так долго не было? – возмутился начальник стражи.
– Не видишь, меч точил. Это ты, Мустафа, не следишь за своим оружием.
– Какое же это оружие? С ним не пойдешь в битву.
– А мне лишь бы был острый, – улыбнулся палач, совсем не смущаясь тем, что осужденный слушает его разговор с начальником стражи. – Вот, смотри, – палач выдернул из бороды Мустафы волос, подбросил его в воздух и подставил лезвие меча.
Волосок, едва коснувшись клинка, разделился надвое.
– Ух ты! – воскликнул восхищенный Мустафа. – А можно подбросить этого оборванца, чтобы он упал на лезвие твоего меча.
– Можно, но не нужно, – ответил палач, – все нужно делать по правилам. Подведите его ко мне и поставьте на колени.
Сколько ни упирался Алладин, сколько ни кричал, дюжие стражники заставили его встать на колени, а чтобы он не донимал своими воплями, ему завязали рот.
Засвистел меч, и голова Алладина скатилась к ногам палача.
Стражники и палач даже не удосужились закрыть дверь темницы. Они несли в корзине голову Алладина. Затем начальник стражи, выйдя на ночную площадь перед дворцом султана, выполняя приказ самого Джафара, водрузил голову Алладина на длинную пику и выставил на всеобщее обозрение. Надо было, чтобы все жители Багдада и заморские гости знали, нельзя нарушать закон, за это всегда ждет страшная кара.
Сердце маленькой обезьянки чуть не разорвалось от горя. Он сидел между зубцами крепостной стены у самого древка пики и горько плакал. По его морщинистой мордочке текли слезы.