Алладин наморщил лоб. Придумать два желания самому для Алладина было невероятно тяжело. Совсем другое дело – придумать тысячу желаний.
И Алладин принялся чесать затылок и наверное, протер бы в своей голове дырку, если бы джин не стал носиться вокруг него.
– Я помогу тебе, мой господин, советом, добрым словом, я приложу все свои старания, чтобы учесть мельчайшие детали при выполнении твоих желаний. Я сделаю их, – джин так расчувствовался, что приложил руки к груди, – я выполню их так, как будто стараюсь для себя лично.
Но Алладин никак не мог решиться произнести заветные слова.
– Понимаешь, джин, – наконец-то Алладин решился, – есть одна девушка...
Джин обхватил голову руками и грохнулся на песок и попытался зарыться поглубже, чтобы не слышать продолжение речи Алладина. Но тут же он вынырнул, подняв фонтан пыли.
– Я же тебе говорил... – стуча в грудь кулачищами, закричал джин, – все, что угодно, только не любовь девушки, я над любовью бессилен! Я могу подбросить девушку к солнцу и поймать ее, я могу доставить ее из любого места сюда, к тебе, но я не могу приказать ее сердцу любить тебя. И так же, Алладин, я не могу заставить тебя разлюбить ее, хотя это был бы выход.
– Джин, послушай меня, она умная, веселая, сообразительная к тому же она красива, как только что распустившийся цветок вишни.
Джин облизнул пересохшие губы и, закатив глаза, прошептал:
– Все равно, не могу.
Это был стон, даже ветви пальм закачались, и финики посыпались на землю.
Обрадованный Абу бросился собирать плоды.
– Джин, – не унимался юноша, – у нее такие глаза, как у газели, а глубоки они, как колодец.
Джин морщился от каждого слова, а Алладин заливался соловьем. Он прикрыл глаза, на его лице появилось мечтательное сладостное выражение, будто ему кто-то щекотал пером пятку.
– У нее такие волосы, джин... как морские волны. Они такие же легкие и подвижные. А ее губы, джин... губы!
– Замолчи! – выдохнул из себя джин. – Я знаю, о ком ты говоришь. Она, конечно, красива, но не так, как ты описываешь и на мой вкус, Алладин, она немного маловата ростом.
– Джин, ты ничего не понимаешь в девушках, – горестно заламывая руки, воскликнул Алладин и обхватил мохнатый ствол пальмы.
– Алладин, ты обнимаешь дерево так, словно это девушка, словно это принцесса Жасмин.
– Я не могу с собой ничего поделать, джин, я не могу совладать со своим сердцем, оно готово вырваться из груди и полететь к ее ногам.
– Ладно, успокойся, мой господин, – джин положил свою тяжелую ладонь на плечо Алладина. – Хочешь, я стану холодным, как лед и немного остужу тебя?
– Да, джин, но только не за счет одного из желаний.
– Ладно, я сделаю это задаром.
И тут же Алладин задрожал от холода, будто бы он находился на самой высокой горной вершине, продуваемой всеми ветрами.
– Ну что, хватит? Ты успокоился, поостыл? – спросил джин.
– Да, – посиневшими от холода губами промолвил Алладин, – теперь меня сможет отогреть только поцелуй Жасмин.
– А хочешь, я превращусь в эту девушку и поцелую тебя? – предложил джин.
– Все равно ты останешься синего цвета, джин, я это знаю. И тем более, ты засчитаешь это как исполнение желания.
Джин рассмеялся. У него еще никогда не было такого дружелюбного и веселого господина.
– Ну, говори, говори, – торопил Алладина джин.
Тот распрямил плечи, набрал полную грудь воздуха и выдохнул:
– Я хочу стать принцем.
– Все? Назад слова не берешь? – воскликнул Джин.
Алладин задумался.
– Нет уж, нет уж, сказал, так сказал. Принцем, так принцем, это будет твое первое желание, – и джин загнул один огромный, как хобот слона палец. – Итак, начнем, – он забегал вокруг Алладина, пристально оглядывая его. – Мне не нравится твоя одежда, слишком она убогая.
Джин прикоснулся пальцем к Алладину и тот вмиг преобразился. Сейчас на его голове была шелковая чалма, украшенная страусиным пером, в центре ее сверкал огромный бриллиант. На плечах повис, ниспадая до самой земли, легкий белый плащ, подбитый небесно-голубым шелком. На ногах появились красные сафьяновые сапоги с загнутыми носками, широченные шаровары и тканный золотом кушак. Роскошная рубаха засверкала серебряным шитьем, на груди появилась массивная золотая цепь, украшенная сотней рубинов.
– Ну вот, теперь мне твой вид нравится, посмотри, – и перед Алладином появилось огромное зеркало в золотой раме.