Девушка, не дождавшись, что скажет отец, вы-крикнула:
– Я согласна, отец!
– И я согласен, – промолвил старый султан и всплакнул.
А молодые стояли, держась за руки.
Вскоре султан пришел в себя. Он промокнул слезы и вызвал старшего глашатая.
Тот тотчас явился перед султаном.
– Объяви всем жителям Багдада, что через три дня состоится свадьба моей дочери принцессы Жасмин и принца Али. Пусть все готовятся к свадьбе. И еще скажи, султан всех приглашает принять участие в пиршестве, и если кого-то не окажется за праздничным столом, я велю посадить его в темницу, – султан усмехнулся, довольный шуткой.
А принц Али и Жасмин стояли, держась за руки, они были поглощены только собой. Они даже не слышали, что говорил султан, они не слышали, как на городских стенах запели трубы, и как сотни глашатаев принялись оповещать жителей Багдада о решении султана.
Вполне довольный тем, как складывается его жизнь, Алладин удалился в шатер, достал лампу и потер ее бока.
Тут же появился джин.
– Ты все слышал? – спросил Алладин.
– А как же, – ухмыльнулся джин, – могу тебя поздравить.
– Давай теперь подумаем, как мы устроим свадьбу.
– Не стоит забивать себе этим голову, – сказал джин, повисая в воздухе, – я заказал таких музыкантов, таких танцовщиц, что весь Багдад и через двести лет будет вспоминать эти бешеные танцы. А еще я заказал таких фокусников и факиров, что султану и во сне не снилось.
– А что ты предложишь надеть мне на свадьбу?
– По-моему, твой наряд и так хорош. Но если тебе не нравится этот, я могу предложить сотню новых. Только я знаю, ты не сможешь выбрать сам.
– Так выбери для меня.
– Алладин, ты почти что султан, я сделал для тебя все, что мог. Я спас тебе жизнь, сделал тебя принцем, женил на Жасмин.
– Свадьбы еще не было, – напомнил Алладин.
– Не было, так будет, это дело времени. И послушай, приятель, пусть теперь болит голова у султана. Ты становишься таким же несносным, как и Жасмин. Наверное, и она пристает к отцу с расспросами, какой наряд ей больше к лицу. Не уподобляйся женщинам, Алладин, иначе тогда я даже не знаю, как мне с тобой разговаривать.
– А у тебя когда-нибудь была хозяйка-женщина? – задал вопрос Алладин.
– Помилуй меня аллах от этого! – воскликнул джин, всплеснув своими огромными ручищами. – Все что угодно, пусть лучше моим хозяином станет обезьяна, только не женщина. У них же тысячи вопросов, на которые не существует ответов, они сами не знают, чего хотят. Когда темно, они хотят света, когда светит солнце, подавай им ночь. Когда идет дождь, им хочется засухи. Хорошо, что ты не женщина, Алладин, хотя твои желания меня иногда сбивают с толку. Я хочу напомнить тебе, мой господин, об одном нашем разговоре. Может, он не очень приятен для тебя...
Алладин тут же нахмурился.
– Говори, джин.
– Как-то раз, когда мы сидели в пальмовой роще, ты пообещал, что последним твоим желанием будет даровать мне свободу, – джин неприязненно посмотрел на лампу.
Алладин нахмурился сильнее.
– Ну, чего тебе не хватает? – не унимался джин. – Все у тебя есть, ты самый богатый человек во вселенной. У тебя есть любимая, которая через пару дней станет твоей женой, тебя ждет трон султана и если хочешь, я могу устроить так, что эти два дня пролетят в мгновение ока.
– Нет, не хочу, – скривил губы Алладин, – я сам не знаю, чего хочу. Казалось, я всю жизнь мечтал стать богатым, а теперь не знаю, что мне делать. Когда я был бродягой и нищим, все было куда проще.
– Так ты выполнишь свое обещание? – рассердился джин.
– Какое? – с наигранной наивностью осведомился Алладин.
– Как это какое? Самое главное – дать мне свободу.
– Я подумаю, – Алладин почесал затылок.
– Да сколько можно думать, мы же обо всем договорились! Ты же пообещал.
– Ну да, мало ли чего я пообещал, ты же сам знаешь, джин, я же обманщик, вор и проходимец.
– Э, нет, ты благородный принц Али, таким я тебя создал.
– Вот именно, – бросил Алладин, – я сам ничего не сделал, все сотворено тобой – груды золота, драгоценные камни...
– Ну, нет, Алладин, все не так. Жасмин полюбила тебя, и тут обошлось без колдовства. Главное тут сделал ты. Ты взял в руки лампу, к которой никто не прикасался десять тысяч лет и вызволил меня из небытия, а теперь снова хочешь навсегда упрятать в лампу?
– Почему, может быть, я когда-нибудь загадаю третье желание, и лампа попадет в чьи-нибудь хорошие руки.
Джин рассмеялся.
– Так не бывает, Алладин, если ты загадаешь третье желание и навсегда упрячешь меня в лампу, то не пожелаешь, чтобы она досталась хоть кому-нибудь. Ты спрячешь ее так, что она будет покоиться в каком-нибудь тайнике еще десять тысяч лет, и мне придется прозябать в неволе.