Генерал Бакли - это была не просто женщина, скажу я вам. Это была женщина редкая, своеобразная, непохожая на других. Она расстреливала всех воров, без каких-либо различий, будь то мужчина или женщина, укради он иголку или быка. Вор - это вор, и все тут, поэтому она расстреливала их всех подряд. Это было справедливо.
Санникели, столица вотчины генерала Бакли, была сплошным воровским притоном. Все воры Республики Либерия сбежались в Санникели. Маленьким солдатам здорово доставалось от воров. Очень часто они засыпали, одурманенные наркотиком, и очень часто просыпались голыми, совершенно голыми. Воры снимали с них все, даже трусы. И они лежали голые рядом со своим "калашом".
В будни воров, пойманных на месте преступления (то есть прилюдно уличенных в краже), заковывали в цепи и сажали в тюрьму. Они могли проголодаться такова человеческая природа. Но что поделаешь, в тюрьмах Бакли задержанные не имели права на еду.
В субботу, в девять утра, задержанных выводили на рыночную площадь, где к этому времени собирались все местные жители. Суд происходил тут же, на площади, при всех. Сначала у задержанного спрашивали, украл он или нет. Если он отвечал "да", то его приговаривали к смерти. Если он отвечал "нет", то его уличали свидетели, и его все равно приговаривали к смерти (уличить - значит убедительно доказать чью-то вину). И в итоге получалось то же самое. Так или иначе, но задержанного приговаривали к смерти. И приговоренных безотлагательно уводили на место казни (безотлагательно - значит сразу, немедленно).
Им приносили миску горячего риса с пряной подливкой, с большими кусками мяса. Они набрасывались на еду как хищники, потому что им очень-очень хотелось есть. Еда выглядела очень-очень заманчиво, у многих зрителей даже возникало желание оказаться на месте приговоренных. Приговоренные ели жадно и много. Наедались досыта, до отвала. Словно на празднике. Приходил священник и соборовал каждого приговоренного, даже если это не был католик. Потом их привязывали к столбам, завязывали им глаза. Некоторые плакали, как сопливые детишки. Но таких было немного. Большинство, подавляющее большинство облизывались и весело, от души смеялись: они были очень-очень довольны, что вкусно и досыта поели. А потом их расстреливали под аплодисменты довольной, счастливой толпы.
Но несмотря на это, несмотря на все это, некоторые зрители с удивлением обнаруживали, что, пока они аплодировали, воры обчистили их карманы (обчистить - значит вытащить бумажник, так написано в "Ларуссе"). Да, обчистили: в Санникели столько воров, что казнь одних не могла послужить уроком для других. Фафоро (клянусь папиным срамом)!
В смысле семейных связей и родства Оника была сестрой-близнецом Сэмюэла Доу. В те времена, когда готовилось восстание коренных жителей против афроамериканцев, она промышляла на панели. (Когда про девушку говорят, что она промышляет на панели, это означает, что она шляется по улице и занимается проституцией). Тогда ее звали Оника Докуи. После победы восстания брат назначил ее сержантом либерийской армии, и она обзавелась новой фамилией. Теперь ее звали Бакли, словно она была афроамериканкой. Что ни говори, а в Либерии быть афроамериканцем считалось престижным. Это было почетное положение, гораздо лучше, чем у коренных жителей, чернокожих негров-туземцев.
Вернувшись из Ломе, с конференции глав государств Западной Африки, Сэмюэл Доу назначил сержанта Бакли лейтенантом и прикомандировал ее к своей личной охране. После неудавшегося заговора гио Сэмюэл Доу назначил ее майором президентской гвардии. А после смерти Сэмюэла Доу, после того как Сэмюэла Доу разрезали на куски, Бакли назначила сама себя генералом и начальником над районом Санникели. Так что генерал была женщина смышленая, она не позволяла мужчинам, этим отъявленным уйя-уйя, вылизывать подливку со дна своей канари. Валахе!
Генерал Оника была женщина небольшого роста, волевая и энергичная, словно коза, у которой забрали козленка. Она лично присматривала за всем, повсюду появлялась со своими генеральскими нашивками и "калашом". Носилась на внедорожнике, набитом вооруженными до зубов телохранителями. Управление районом было построено по семейному принципу. Текущие дела Бакли доверила своему сыну. Сына звали Джонни Бакли Доу. Он был полковником и командиром самого опытного и обстрелянного полка. У Джонни Бакли Доу было три жены. Все три были майорами, и им были поручены три самых важных участка: финансы, тюрьмы и маленькие солдаты.
Ту, что ведала финансами, звали Сита. Она была из народности малинке, или, по-афроамерикански, мандинго. Раз в три месяца она взимала арендную плату с золотоискателей. Она была мусульманка, но человеколюбия в ней не было ни на грош. Она считала, что старатели, работающие без разрешения, - это воры, которые воруют у нее землю, она сажала их в тюрьму, и по субботам их приговаривали к смерти. Их расстреливали, а она громко смеялась.
Женщину-майора, которая управляла тюрьмами, звали Монита. Она была протестантка, отличалась человеколюбием, и сердце у нее было золотое. Она кормила задержанных, которым полагалось сидеть голодными. Она доставляла удовольствие тем, кому оставалось жить всего несколько часов. Аллах видит такие дела и вознаграждает их у себя на небе.
Ту, что командовала маленькими солдатами, звали Рита Бакли. Рита Бакли любила меня недозволенной любовью. Она называла меня сынком григримена Якубы, и сынок григримена получал все, что хотел, и мог позволить себе все, что хотел. Иногда - чаще всего, когда Бакли куда-то уезжал, - она приводила меня к себе, потчевала меня каким-нибудь вкусным блюдом своего приготовления (потчевать - значит угощать кого-то, кому хотят сделать приятное). Я наедался досыта, и все время, пока я ел, она повторяла:
- Бирахима, малыш, ты красивый, ты милый. Ты знаешь, что ты милый? Ты знаешь, что ты красивый?
После еды она всегда просила меня раздеться. Я раздевался. А она нежно, очень нежно гладила мой бангала. У меня вставало, как у осла, и я все время шептал:
- Если бы нас увидел полковник Бакли, нам бы не поздоровилось.
- Ничего не бойся, он далеко, - шептала она в ответ.
Она покрывала поцелуями мой бангала, а потом заглатывала его, как змея заглатывает крысу. Она превращала мой бангала в зубочистку.