Во всем мире считается, что жена не должна покидать ложе своего мужа, даже если муж ругается, дерется и бегает с ножом. Все равно с ее стороны это будет нехороший поступок. Вот к чему сводится то, что называется женскими правами.
Все это было еще до независимости. Тетю вызвали к белому начальнику субдивизиона. Согласно женским правам, детей отняли у матери и передали на воспитание отцу. Чтобы моя тетя не смогла украсть детей или увидеться с ними, отец отправил их в Кот-д- Ивуар. Кузен Мамаду оказался у своего дяди, военного фельдшера. Фельдшер определил Мамаду в школу, которую держали белые.
В то время школ было мало, и образование еще могло пригодиться. Вот почему Мамаду смог стать большим человеком. Он даже сумел выучиться на доктора.
Хотя колониальная администрация, приняв во внимание женские права, развела охотника Морифинга с женой, хотя Морифингу и разрешили оставить детей у себя, буйный охотник не перестал преследовать мою тетю и ее второго мужа. Иногда он просыпался среди ночи, хватал ружье, стрелял в воздух и говорил, что сейчас пойдет и убьет их обоих, подстрелит их обоих как диких коз, если только встретит. Вот почему тетя и ее муж уехали подальше от французских колоний, от Гвинеи и Кот-д- Ивуара, - в леса Либерии, этой колонии американских чернокожих, где не действуют французские законы о женских правах. А почему? Потому что английский язык, на котором там говорят, называется "пиджин инглиш". Фафоро!
Ну так вот, во время похорон моей матери буйного охотника не было в деревне. Он имел привычку пропадать по нескольку месяцев в чужих краях: там, как и у нас, он буйствовал и убивал массу диких зверей, чтобы продать их мясо. Это был его промысел, его работа. Вот почему его не было в деревне, когда тетя приехала, чтобы помочь нам всем - бабушке, Балла и мне - оплакать смерть моей матери.
Через три недели вся родня собралась на большую говорильню в хижине моего деда (говорильня - это такое сборище, на котором регулярно обсуждаются текущие дела и принимаются решения). Там были мой дед, бабушка, тетя Маан, другие тети и дяди. И они решили, что по обычаю народа малинке после смерти мамы тетя стала мне второй матерью. Вторую мать называют еще опекуншей. Вот тетя и стала моей опекуншей, она должна была кормить и одевать меня, и только ей было позволено наказывать меня, ругать и воспитывать.
А еще они решили, что я должен ехать в Либерию с тетей, моей опекуншей, потому что здесь, в деревне, я не ходил ни во французскую, ни в мусульманскую школу. Я шатался по улицам, как бродяга, или уходил в лес на охоту с Балла, который учил меня не чтению Корана, а охоте, поклонению фетишам и колдовству. Бабушка была против, она хотела, чтобы я уехал, расстался с Балла, - она боялась, что я стану бамбара, идолопоклонником, а не истинным малинке, который молится пять раз в день.
Чтобы уговорить меня уехать, убедить меня расстаться с Балла, бабушка сказала, что в Либерии, у тети, я буду каждый день есть рис с мясом и подливкой. И я обрадовался, что уезжаю, я даже запел, потому что мне захотелось вкусного риса с подливкой. Валахе (клянусь Аллахом)!
Но совет старейшин заявил деду и бабушке, что я не могу уехать, потому что я - билакоро. Так называют мальчика, который не подвергся обрезанию и не принял посвящение. Ведь там, в Либерии, - кругом сплошной лес, и люди там бушмены (по "Словарю лексических особенностей", бушмены - значит лесные люди: это презрительное прозвище, которое люди саванны дали людям, живущим в лесу). Бушмены - это лесные люди, они не принадлежат к народу малинке, у них нет ритуала обрезания и посвящения. И я присоединился к первой же партии билакоро, которым в положенное время года предстояло обрезание и посвящение.
Однажды ночью меня разбудили, мы двинулись в путь и к восходу солнца вышли на опушку леса, где должно было состояться обрезание. Необязательно самому быть на этом месте, чтобы знать: там мальчикам отрезают кое-что. Каждый билакоро выкопал небольшую ямку и уселся перед ней на землю. Из леса вышел человек, который должен был совершить обрезание: он нес столько зеленых лимонов, сколько мальчиков сидело на опушке. Это был высокий старик из касты кузнецов. А еще он был великим колдуном и магом. Каждый раз, как он разрезал зеленый лимон, у одного из мальчков отпадала крайняя плоть. Он прошел мимо меня, я закрыл глаза, и моя крайняя плоть упала в ямку. Это очень больно. Но таков закон у народа малинке.
Потом нас поселили в лагере, в густых зарослях неподалеку от деревни, и там мы все вместе прожили два месяца.
За эти два месяца мы узнали много, очень много, но поклялись хранить все в тайне. Это называется посвящением. Я никогда не расскажу непосвященному о том, что узнал во время посвящения. В день, когда мы покинули священный лес, мы пировали и танцевали. Мы больше не были билакоро, теперь мы были посвященными, настоящими мужчинами. И я мог уехать из деревни, не вызывая ни у кого возмущения, не вызывая никаких пересудов.
Моя тетя, которую еще называют моей второй матерью или моей опекуншей, и я, Бирахима, не мальчик, а само совершенство, уже совсем было собрались в Либерию, когда однажды вечером, в час четвертой молитвы, мы вдруг услышали громкие крики, а потом выстрелы в той стороне, где была земля бывшего мужа моей тети, буйного охотника. По всей деревне поднялся крик, все кричали, что охотник вернулся. Тетя испугалась так, что в ту же минуту исчезла в непроглядной тьме, в непроходимой чаще, и не взяла меня с собой. Поэтому, когда через две недели тетя добралась в Либерию, к мужу, бабушка и деревенские старейшины начали искать путешественника, который смог бы отвезти меня к моей либерийской тете.
У нас в деревне все знают имена земляков, которые стали важными людьми и нажили много денег в Абиджане, Дакаре, Бамако, Конакри, Париже, Нью-Йорке, Риме, и даже в холодных далеких странах за Океаном, в Америке там, во Франции и так далее. Эти важные люди называются хаджи, потому что они каждый год ездят в Мекку, чтобы там в пустыне зарезать баранов в большой мусульманский праздник, который называется праздник баранов, или эль-кабейр.