Он надеялся, что Аня знает о его связях с другими. Вряд ли она почувствует хоть что-нибудь, но пусть знает, что он живет дальше. Что она не единственная. Что не только ей позволено делать все, что вздумается.
Как он мог повестись на ее хитроумные уловки, находясь в здравом уме? Как позволил обвить себя ядовитым плющом? Как случилось, что он забыл лицо той, которую любил несколько лет, всего через пару месяцев общения с этой ведьмой? Дима с самого начала сомневался в ее безгрешности, а теперь и вовсе был уверен: Аня продала душу дьяволу, чтобы мучить других. Как иначе у нее получилось сделать с ним такое?
Аня опять качнула головой, убирая с лица свои чертовы волосы, вновь привлекая его внимание. Дима совершенно некстати вспомнил, как вдыхал этот опьяняющий вишневый аромат; как кончики ее волос приятно щекотали его лицо, когда Аня была сверху; как столько раз проводил ладонью по этому темному шелку, а она в ответ целовала его, как никто и никогда ранее…
«Хватит. Уходи из моей головы. Прочь, прочь, прочь!»
Дима поражался, как еще может думать о ней после того, что она сделала. Что она делала на протяжении этого года. Бесконечные ссоры и конфликты, которые происходили по ее вине. Недомолвки и тайны, которых было больше, чем информации. Измены, которые Аня прикрывала благой целью. Полное игнорирование его слов. И, наконец, венец торжества — тымнененужен. Это похоже на борьбу с тяжелым заболеванием, когда ты тратишь все деньги, время и силы на лечение, а потом оказывается, что смерть все равно поджидает тебя за углом, и умереть добровольно было бы гораздо проще. А то время, что потратил на лекарства, можно было бы провести с двойной пользой.
Надо было остановиться в самом начале. Когда она выбрала Сивоволова, а не его. Когда был шанс уйти целиком и почти невредимым. А сейчас было уже слишком поздно. Все органы давно подверглись облучению, а кровь заражена опаснейшим вирусом. Болезнь можно приостановить, но не вылечить. А мучиться придется до конца жизни. Хотя какая это жизнь — существование.
Аня была права, когда говорила, что он с самого начала знал, кто она такая. Знал, и все равно упорно шел на верную погибель, не забывая обескровливать себя в сражениях непонятно за что. В итоге и битву проиграл, и себя продал. Игра не стоила свеч. Или стоила.?
— Сдаем работы! — торжественно объявила Обухова с каким-то злорадным подтоном в голосе и пошла по рядам. Леша засуетился, что-то дописывая. — Крымов, я предупреждала… — с истинным удовлетворением протянула преподавательница, подходя к его парте.
— Татьяна Викторовна, ну, Вы идите пока у других соберите, а я как раз закончу… — попытался урегулировать конфликт Леша, но Обухова была непреклонна. Парню пришлось сдаться.
— И ведь одну задачу всего не переписал! — досадовал Леша, когда преподавательница отошла от его парты. — А она стопудово правильная была.
— И, наверное, единственная, — фыркнул Дима, идя с братом по направлению к выходу.
— Злой ты, — обиделся Леша. — Мог бы и помочь.
— Каким образом?
— Не знаю! Это ты у нас мозг, вот и придумал бы, — пожал плечами Леша. — Эй! — воскликнул он, хватая проходящую мимо Аню за локоть. Девушка остановилась и посмотрела на него. — Идешь в библиотеку?
— Нет, я… — брюнетка замялась, скользнув взглядом по стоящему рядом Диме. — Я останусь у себя.
— Что так?
— Просто, — Аня неестественно дернула плечами. — Удачно позаниматься. Вечером увидимся, — бросила она и мигом вылетела за дверь.
— Не забудь вернуть мне ручку! — проорал Леша ей вслед. — Странная она какая-то, — сообщил он Диме. — Что это с ней в последнее время? — парню, как всегда, было невдомек, что у кого-то есть проблемы.
— Понятия не имею.
Вечером ученики имели полное право расслабиться. Следующим экзаменом по расписанию была физкультура, и ни у кого не возникало желания к ней готовиться, хотя помимо нормативов в программу входили еще и теоретические вопросы. Многие надеялись, что Степанову просто станет лень слушать ответы на них, и теорию он заменит практикой, например, лишним кругом по стадиону.
Несмотря на свободное время, многие студенты предпочли вместо шумных посиделок потратить его на сон, которого в последнее время катастрофически не хватало. Дима тоже с удовольствием отдался бы во власти Морфея, но мысли жужжали в голове, как назойливые мухи, не давая мозгу отключиться, а телу расслабиться. Он лежал на кровати и бездумно пялился в потолок, пытаясь вникнуть в смысл песни, которая просто разрывала динамики, но даже она была не в силах заглушить душевные терзания.
Сегодня Дима впервые за долгое время услышал ее голос. Только особо недалекий человек, такой, как Леша, мог не обратить внимания на то, каким надломленным и тихим он стал. Раньше Анин голос вызывал у него бурю эмоций: высокий, с легкой хрипотцой тембр буквально сносил голову. Иной раз Диме было достаточно услышать ее голос, чтобы окружающий мир перестал существовать, а весь смысл сконцентрировался в одной точке. Существовало столько различных его вариаций: обычно довольно спокойный и ровный, во время смеха голос Ани приобретал заливистый звон; когда она сердилась, то немедленно в нем проскальзывали нотки холода. Но больше всего Дима любил шепот. Почему-то всегда, когда они оставались вдвоем, Аня говорила очень тихо, будто вынуждая подойти ближе, склониться к ней, чтобы услышать. Столько раз ее приглушенный внешними звуками шепот доводил его до исступления, а легкие прикосновения губ окончательно лишали самообладания. А сейчас?
Аня будто бы боялась говорить и стремилась свести к минимуму количество звуков, воспроизводимых ее ртом. Всегда уверенная в себе, голосом она властвовала, руководила, приказывала; а сегодня казалось, она забыла, как это. Забыла, кто она такая.
Что с ней не так? Она ведь сама все это начала. Сама послала его ко всем чертям, заявляя, что всего лишь вела очередную игру, в которой Дима, очевидно, изначально предполагался проигравшим. И теперь она страдает от собственной глупости?
Дима вздохнул. Он отказывался понимать эту девушку. Ее поступки взрывали его мозг. Более безрассудного человека ему не приходилось встречать. Она была эгоистична, лицемерна, вечно себе на уме, порой слишком самоуверенна, а иной раз просто сумасшедшая. Последнее время при мыслях о ней у него начинала закипать кровь. Так почему, блять, он продолжает о ней думать?
Дима резко открыл глаза и, прищурившись, посмотрел на часы, еле отыскав в темноте телефон. Ему все-таки удалось уснуть. Видимо, мысли о ведьме вымотали его настолько, что он не заметил, как отключился. Да и ужин чуть не проспал. Надо было идти в столовую, потому что желудок предательски напоминал, что не получал топлива со вчерашнего дня.
По пути на первый этаж Дима гадал, почтит ли Аня их столик своим присутствием. Он знал, что она чуть ли не морит себя голодом. Это было ясно не только по восклицаниям Светы, которая буквально умоляла подругу съесть хоть что-нибудь, но и по внешнему виду девушки. Не то, чтобы он постоянно изучал ее взглядом, но не замечать очевидные вещи он не мог: Аня с каждым днем истощалась все больше. Ее и без того тонкие запястья теперь казались просто обтянутыми кожей, юбка постоянно норовила сползти с талии, а рубашка давно перестала быть впору. Неужели и это из-за него? Дима не переставал думать об этом. Нет, понять ее до конца он никогда не сможет.
Опасения оказались напрасны: только перешагнув порог, он увидел ее. Аня сидела на своем месте между Светой и Игорем, держа в руках вилку, и даже слабо улыбалась какой-то очередной шутке Леши. На ней была черная футболка, и Дима про себя отметил ее болезненную бледность. Темные волосы были убраны в высокий хвост, открывая вид на тонкую шею. Опять совершенно не вовремя перед глазами появилась картина: он целует ее где-то возле уха, оставляя красные пятна, и сжимает руками бедра, а Аня тихо стонет, ведь, черт побери, шея была ее самым чувствительным местом. Дима тряхнул головой, отгоняя прочь ненужные воспоминания.