Секунду спустя дверь широко распахнулась и Луизу бесцеремонно оттеснили.
На пороге возник тощий юнец с маленькими глазками и длинным, тонким носом. Хмурая мина делала его и без того не слишком привлекательную физиономию и вовсе отталкивающей. Не могу сказать, был ли он высок или мал для своего возраста, ибо не имею понятия, какого роста обычные двенадцатилетние мальчишки. Но одно скажу вам точно — видок у этого дитятка был ещё тот!
Причёску парнишка смастерил из ряда вон: тёмные, жирные и вдобавок курчавые патлы; с одной стороны на башке красовалась пурпурная полоса шириной сантиметров в восемь-десять. Здоровенные ножищи упакованы в грязные и очень фирменные кроссовки. Кисти рук тоже несуразно огромные, костяшки пальцев все в порезах и шрамах. Довершали привлекательный облик драные джинсы и футболка с надписью «Лучше отвали!».
У меня не возникло и тени сомнения, что совет футболки был весьма здравым. С самого начала я поняла, что Тодд Лундквист… э-э… мальчик со странностями. И прическа с одеждой здесь ни при чём. Было в этих его глазках-бусинках, в том, как он смотрел на меня, нечто такое, от чего по спине поползли мурашки.
— Ну и? Говорить со мной хотите или как?
— Думаете, его мама была бы против? — спросила я у Луизы. Та в ответ пожала плечами и неуверенно улыбнулась. И я быстренько приняла решение. Очень плохо, если Барри будет против, но мне надо делать свою работу. — Конечно, почему бы не поговорить? — радостно отозвалась я.
— Ну, валяйте! — скомандовал парень.
Мы уселись на кухне, и Тодд тут же налил себе молока, щедро поделившись при этом со столешницей. Затем открыл упаковку печенья, запихнул в рот сразу три штуки, отхлебнул молока — но при этом не потрудился проглотить. Его набитая, разбухшая пасть протекала со всех сторон.
— Что ты можешь сказать о своей куз… — Тут я осеклась, вдруг сообразив, что Кэтрин приходилась тётей этому паршивцу. Но называть так девочку было бы полным идиотизмом, так что я склонилась к нейтральному: — Что ты можешь сказать о Кэтрин? — и при этом старалась не смотреть на отвратительное месиво, струившееся по подбородку Тодда.
— О мисс Доходяге? — хмыкнул он, наконец проглотив. (Поскольку мне он ничего не предложил, я всей душой мечтала, чтобы он подавился.) — Все вокруг неё суетились только потому, что на ладан дышала, — объявил мерзавец, вытирая подбородок рукой. — Но вообще-то она была какая-то сдвинутая. И всю дорогу сочиняла всякую чушь. Когда это делаю я, меня обвиняют во вранье. А про неё говорили: «Ах, какое удивительное воображение у нашей дорогой, милой, любимой Кэтрин!» — В попытке спародировать голос Тодда взметнулся чуть ли не за пределы человеческой слышимости. Он тряхнул немытыми кудряшками. — Короче, не пойму, на фига раздувать из мухи слона, — ну померла, и ладно! И так скоро копыта откинула бы. Мы все этого ждали. Мать мне давным-давно сказала, что она не жилец на этом свете.
До чего чуткое дитя, правда?
— Значит, по-твоему, Кэтрин любила приврать?
— Чтоб вам провалиться на этом месте!
Ещё и грубиян!
— А насчёт того случая с машиной? Думаешь, тогда она тоже солгала, что якобы кто-то нарочно пытался её сбить?
— Ха, знаете чё? Тогда она сказала правду, впервые в жизни. — Он неприятно рассмеялся. — Зря старалась. Никто ей не поверил.
— А с чего ты взял, что она сказала правду?
— Есть причины, — хитро прищурился Тодд.
— И какие же?
— Не ваше дело.
Чёрт его знает, действительно ли очаровашка Тодд скрывал какие-то важные сведения или же просто блефовал. Лично я после общения с деточкой склонялась ко второму. Но почему бы не попробовать ещё разок?
— Понимаешь, Тодд, мне бы не хотелось сообщать в полицию, что ты утаиваешь важные улики, — пригрозила я.
— Да ну? А я скажу, что ничего не знаю.
— Вообще-то, по-моему, ты просто блефуешь.
— Может, да, а может, и нет.
Потерпев поражение, я перешла к иной тактике:
— У меня такое чувство, что ты недолюбливал Кэтрин.
— Слушайте, с тех пор как я сюда переехал, только и слышал: «Не будь таким грубым, ты обидишь бедняжечку Кэтрин», «Не включай так громко музыку, ты помешаешь нашей малышке», «Лучше не трогай игрушки, а то сломаешь и огорчишь бедную маленькую Кэтрин». — Он презрительно фыркнул. — К чёрту их всех! Если уж она была такая из себя больная, упекли бы её в больницу или богадельню! Ей там самое место!
Я с силой прикусила язык.
— А когда именно ты сюда переехал?
— Года два назад. Когда мать с отцом разошлись.
— Значит, твои родители в разводе?
— По-моему, я так и сказал.
— И теперь ты постоянно живёшь здесь?
— Не постоянно. Мы на время переехали — пока мать не заработает нам на собственное жильё. Мой дед — тогда он ещё жив был — сказал, что мы можем жить здесь сколько хотим. Но бабуля Донна вряд ли была в восторге от этой идеи. — Слово «бабуля» он произнёс с гаденькой ухмылкой.
С чего ты так решил?
— Есть с чего.
— Она когда-нибудь что-то тебе говорила?
— И так всё ясно. Бабуля в курсе, что я знаю, что тут к чему, и сама тоже не рада.
— А что ты такое знаешь?
— Неважно. Это моё дело, — упрямо буркнул паршивец.
— Ввиду случившейся трагедии, Тодд, на мой взгляд, не стоит что-то утаивать. Возможно, то, что тебе стало известно, имеет какое-то отношение к смерти Кэтрин.
— Да-а? Круто!
Признаться, руки у меня так и чесались вцепиться в глотку этого ублюдка. Пришлось напомнить себе, что нехорошо убивать ребёнка, даже такого. И что я запросто могу угодить на электрический стул. Поэтому я быстренько сменила тему:
— Когда нашли тело Кэтрин, ты находился в своей комнате вместе с подругой твоей матери?
— Да с Сондрой Кинг. Эта прилипала натаскивала меня по грамматике.
— Мне сказали, раньше она работала учительницей.
— Угу. Было дело.
— А сейчас чем занимается? — неизвестно зачем спросила я.
— У неё своя компания. И можете не трудиться — какая, мне плевать.
— В котором часу она начала с тобой заниматься?
Тодд пожал костлявыми плечами:
— А хрен его знает! Часов в десять, а может и позже.
— Вы всё утро провели вместе? До того момента, когда Луиза закричала?
— Угу.
— И перерыв не делали?
— Всего на несколько минут. Я даже не успел послушать свой новый компакт.
— Во время перерыва кто-нибудь из вас выходил из комнаты?
— Она. — И с мерзким смешком Тодд добавил: — Не могла же она сходить в туалет прямо на полу моей спальни, правда?
Нелегко вести допрос, стиснув зубы, но я не боюсь трудностей.
— В котором часу это было?
— Что я, на часы смотрел, что ли? Я ж не думал, что маленькая принцесса в тот день коньки отбросит!
Я не отставала:
— Ладно. За сколько времени до крика Луизы, по-твоему, у вас был перерыв?
Во взгляде, которым Тодд одарил меня, сквозило не только раздражение (к этому я привыкла), но чуть ли не угроза. Я невольно поёжилась.
— Сказал же, не знаю, — процедил он. — И лучше б вам от меня отвязаться.
Я почувствовала, что краснею. Подумать только, позволила запугивать себя двенадцатилетнему сопляку! В свою защиту, однако, замечу (если вы ещё не поняли) — сопляк был не из обычных.
Тут зазвонил телефон. Тренькнул он дважды — видимо, где-то в доме сняли трубку, — но это дало мне возможность прийти в чувство и напомнить себе, что взрослая здесь я.
— Скажи, пожалуйста, вернувшись из ванной, миссис Кинг продолжила урок? — Я постаралась подпустить в голос властности.
— Ага. На минутку. Но тут же вовсю принялись чихать и кашлять. А кому нужны её микробы? Мне болеть неохота.
— Значит миссис Кинг снова вышла из комнаты?
— Если бы! Старая сучка заявила, она, мол, обещала моей матери, что я хорошо позанимаюсь, так что она посидит с книжкой, а я пусть занимаюсь. Только и сделала, что отодвинула свой стул подальше. Говорю вам, я чувствовал себя как в тюрьме. Это не тётка, а геморрой! Так просто от неё не отделаешься!