— На десерт. — Мать усадила его в кресло и принялась расстёгивать тёмно-синюю курточку.
— С шоколадом?
— Возможно. — Она сняла с него курточку.
А конфеты?
— Не торопи события. — Она рассмеялась.
В общем, в приёмной вновь воцарилась тишина, и я вернулась к чтению. Но не прошло и полминуты, как у меня объявился сосед.
— Привет, — изрёк Брайан, не без труда забираясь на диванчик. От меня он помощи не дождался.
— Брайан! — позвала его раздосадованная мать. — А ну-ка сядь!
— А я сижу, — невозмутимо отозвался детка.
— Не мешай тёте. — Она с тревогой взглянула на меня: — Вы не против, если он там посидит?
— Нет, конечно. — Моя третья ложь за день, который только начался.
— Если он будет вам мешать, скажите мне, хорошо?
— Ну что вы, не беспокойтесь, — любезно отозвалась я. Сами понимаете, думала я при этом совсем иное, не стоит забывать, что меньше недели назад я познакомилась с Пуськой и Филоменой. А общаться со зловонной собакой и кошкой-партизанкой — удовольствие значительно ниже среднего. И тут, не успела я, можно сказать, прийти в себя, мне на голову сваливается малолетний надоеда. По-моему, любой на моём месте не обрадовался бы.
Не обращая на Брайана внимания, я в очередной раз попыталась сосредоточиться на чтении. Не судьба.
— Как вас зовут? — начал прилипала.
— Дезире.
— Смешное имя.
— Да? И Брайан — тоже.
— Нет! — возмутился ребёнок.
— А вот и да.
Его нижняя губа задрожала, и мне показалось, что сейчас он свалит. Как же, размечталась!
— А мне мама купит на обед мороженое. С шоколадом, — гордо сообщил Брайан.
Сладко улыбаясь (его мамаша не сводила с нас глаз), я поведала деточке, что от мороженого у него разболится живот.
— Неправда, — упрямо возразил он.
— Правда-правда. — Иногда я веду себя как трёхлетний ребёнок.
— Нет! А вы — страшная тётка.
Это решило дело.
— Слушай, ты, паршивец, — прошипела я, всё с той же сахарной улыбочкой. — У тебя начнутся ужасные колики, тебя скрючит и…
— Ма-а! — Скатившись с диванчика, Брайан со всех ног, спотыкаясь, бросился в мамочкины объятия.
Знаю, гордиться нечем и следовало бы устыдиться, но я ни секунду не пожалела о содеянном, поскольку смогла почитать в тишине и спокойствии целых полчаса, пока Большой Бюст не препроводила меня в кабинет доктора.
Доктору Мадзелли перевалило за сорок, у него было доброе лицо, очки с толстыми стёклами и очень мало волос. Сидя за большим деревянным столом, он наблюдал, как я устраиваюсь в удобном кожаном кресле напротив.
— По телефону вы сказали, что вас наняла бабушка Кэтрин Корвин.
— Совершенно верно, — подтвердила я.
— Очень больно было узнать о смерти Кэтрин. Всегда горько, когда умирают дети, но смерть Кэтрин вдвойне меня потрясла. Она была особенно девчушкой.
— В каком смысле особенной?
— Такая милая, добрая, обаятельная.
— Вас удивило известие о её смерти?
— И да и нет. Признаться, я не предполагал, что она доживёт до совершеннолетия. Она страдала врождённым лёгочным заболеванием, очень серьёзным.
— Что-то вроде альфа-один… э-э…
Доктор снисходительно улыбнулся:
— Альфа-один-антитрипсиновая недостаточность.
— Плюс, насколько я понимаю, астма.
Он кивнул:
— Верно. Развившаяся на фоне основного заболевания, когда девочке только-только исполнилось два года. Её прогноз не был благоприятным, миссис Шапиро. Однако я надеялся, что она проживёт ещё несколько лет, но… никогда не знаешь наверняка, ведь так? — Доктор с трудом проглотил ком в горле, в уголке его глаз я заметила слёзы, блеснувшие за стёклами очков.
— Это точно, — поспешно согласилась я. — Как долго Кэтрин Корвин была вашей пациенткой, доктор?
— Лет девять-десять, с младенчества. — Положив ладони на стол, он подался ко мне: — Не возражаете, если я вам задам вопрос?
— Нет, конечно.
— Зачем миссис Корвин наняла вас расследовать смерть девочки? Она ведь с самого начала знала о слабом здоровье внучки.
— Дело в том, что за две недели до смерти Кэтрин чуть не сбила машина. И есть подозрения, что это не было случайностью. Миссис Корвин считает, что смерть внучки и несостоявшийся наезд могут быть связаны и кто-то хотел убрать Кэтрин.
Доктор Мадзелли заметно удивился:
— И она кого-то подозревает?
— Нет. Потому и наняла меня.
— Надеюсь, она ошибается. Ибо если кто-то посмел лишить Кэтрин хотя бы одного отпущенного ей дня… даже думать об этом не могу. — Он помолчал. — Ну а вы? Вы разделяете мнение миссис Корвин?
— Пока не знаю.
Ничего другого я ответить не могла.
Вернувшись в офис, я позвонила специалисту-пульмонологу, наблюдавшему Кэтрин. Его секретарша — или медсестра, или как там она ещё называется — сообщила, что доктор слишком занят, чтобы встретиться со мной.
— Перезвоните недели через две-три, возможно, тогда он сумеет выкроить для вас время.
Скрежеща зубами, я, однако, удержалась от грубостей, даже поблагодарила даму — правда, без особой теплоты, и тут же набрала номер Эвелины Корвин:
— Возникли небольшие трудности, не могу убедить доктора Паскаля встретиться со мной. Он передал через свою секретаршу, чтоб я связалась с ним недели через две-три и тогда он, возможно, найдёт время.
— Неужели? — фыркнула Эвелина. — Что ж, надеюсь, мне удастся уговорить его чуточку ускорить ваше свидание. Когда бы вы хотели к нему подъехать?
— Чем раньше, тем лучше.
— Я вам перезвоню.
Повесив трубку, я даже не успела сосредоточиться на некоторых счетах, о присутствии которых в ящике стола безуспешно пыталась забыть, как Эвелина снова была на связи.
— Вас устроит пять часов?
— Сегодня?
— Разумеется, сегодня, — со смехом ответила она, гордая своим успехом.
В кабинете доктора Паскаля я провела не больше десяти минут, а то и меньше, и за это время он раз пятнадцать косился на часы. Стройный, аристократической внешности мужчина лет шестидесяти с волнистыми седыми волосами, великолепными зубами и глубоким, отлично поставленным голосом, добрый доктор пребывал не в лучшем настроении. Нет сомнений, причиной было то, что миссис Корвин буквально впихнула меня в его изящную глотку. Так или иначе, он всего лишь подтвердил — отрывисто, вскинув одну бровь, — то, что я уже знала от педиатра Кэтрин.
Но главное — ни один из докторов не добавил ничего нового к тому, что сообщила мне Эвелина Корвин, когда я согласилась взяться за это дело.
Кабинет пульмонолога я покидала страшно подавленная. Если я ничего не упустила из виду — а такое не исключено, если вспомнить, как я вела предыдущие расследования, — то мой новый, одухотворённый подход пока не принёс плодов.
Безусловно, в каком-то смысле я должна была радоваться тому, что ничего плохого не обнаружила. Но, как я уже говорила, в данном случае я сама не знала, чего хочу. Домой добралась в таком разобранном состоянии, что решила обойтись без ужина. И тут зазвонил телефон.
— Привет.
Голос я узнала мгновенно:
— Стюарт! Как ты?
— Э-э, да знаешь, сколько дел. Поэтому и не звонил тебе. Да и вообще хотел извиниться. После Нью-Хоуп всё время собирался тебе звякнуть, но… сам не знаю… закрутился с новыми клиентами, забот по горло. И…
Я пришла к нему на выручку:
— Отлично тебя понимаю. Сама тоже собиралась тебе позвонить — и никак.
— Правда? Ну… как поживаешь? — спросил он, облегчённо переводя дух.
— Да так, вроде ничего. Работаю как проклятая над этим новым делом — и пока что безрезультатно. Словом, всё как обычно.
— Расскажешь подробно при встрече. Слушай, мы не сможем сегодня вместе поужинать? — И тут же, торопливо: — Понимаю, надо было предупредить заранее, но я сам до сих пор не знал, смогу вырваться или нет.
— Тебе повезло: я свободна. И с каких это пор тебя беспокоят формальности?