Я отдышался и решил двигать на хауз. Все-все-всё, вечер окончен. Теперь такси хочу – и домой, баиньки.
Кое-как отлепившись от стены, я пошел обратно в зал, чтобы выйти, мне надо было пересечь танцпол. До зала я не дошел буквально пару шагов. Меня толкнули и впечатали мордой прям в стену. Кто-то зажал руку сзади и как-то гаденько поинтересовался:
- Уже уходишь, сладенький? Ну, куда ж так быстро. Вечер только начался. Ты ж не покинешь меня, душа моя?
Я попытался развернуться, но тщетно, тот гад только руку мне еще сильнее вывернул. Это больно! Очень!
- Отпусти меня, козел! Гад… пусти, тебе говорят!
- А если нет, то что?
Мама моя! Он меня за задницу стал щупать.
- Какая попка у тебя. Прям загляденье, а не попка. Я тебя сразу заметил, такой красивый новый мальчик, просто чудо, а не мальчик!
А сам мне задницу мнет!!!
- Аааа! Отпусти! Помогите!
- Ну, что ты, тебе понравится, не верещи!
Я забился, как припадочный, не обращая внимания на боль в заломленной руке. Он резко отпустил меня, и я неловко упал. Развернулся, уже с пола принимая позу на старт, готовясь бежать со всех ног. Тут меня резко встряхнули и развернули. Я занес руку для удара. Этому гаду я так просто не дамся! Я мужик или где? И тут я сдулся.
- Никит? – пропищал я. На что-то более громкое я не решился. Он стоял и потирал кулак. Какой-то мужик лежал на полу. Удивляться сил не было. И думать, что он делал ночью в гей-клубе – тоже. Он тем временем шмякнул меня об стену, только спиной. Да что ж за вечер такой, пустите меня. Я больше не буду, честно-честно, ничего не буду!
- Вот что ты тут делаешь, а? Я себе весь мозг вынес, мол, не трогай ребенка, ребенок правильный, нехер его портить, а ребенок с мужиками по подворотням зажимается? – прорычал он. – Сученыш, что ж ты со мной делаешь!
- Я? – снова пискнул я. Сердить его я не хочу. Совсем. Я домой хочу. – Я не…
«…делаю» - хотел сказать я, но тут он! Меня! Поцеловал! Прям-таки пришпилил башку языком к стене!
Он отстранился и посмотрел на меня бешеными глазами.
- Мама… - пискнул я еще и потерял сознание.
***
И вновь я здесь. Я даже знаю, где. В квартире Никиты.
И что я тут делаю?
Я привстал с кровати. Одет. Видно, он только куртку и ботинки снял.
В окно рассвет золотится.
Я лежал и думал. А когда ж ещё? Так, и что у нас получается? Никита рассердился, когда меня в клубе увидел? Он, что, подумал, что я по мужикам бегаю, пока никто не видит? Решил, что, раз в том клубе очутился, я тоже гей, а? И поцеловал меня. Почему? А раньше не целовал, потому что «ребенок правильный»? Но… поцеловал… просто так? Со злости? Или я ему мог понравиться? Он мне нравится, очень, а я ему? Так, надо срочно разобраться!
Где же наш гостеприимный и вменяемый хозяин?
Знакомая кухня нашлась на знакомом месте. Вместе с хозяином. Тот стоял и смотрел в окно, кружка кофе в одной руке, сигарета в другой.
- Никит… - позвал я тихо. Он вздрогнул и обернулся. Глаза совсем больные. Бедный мой.
- Миль, прости дурака. Не удержался. Твоим я позвонил еще вечером. Сказал, что ты у меня. Если хочешь, я такси вызову, – а сколько в глазах! Боль и отчаяние, безумная надежда и страх…
Вот что мне сейчас делать? Мне вдруг так хорошо стало. Никита тут, рядом. Опять меня, дурака, выручил. Переживает. Из-за меня? Приятно. А еще он меня поцеловал. Я помню. А он сердится на меня? Надо объяснить, всё разъяснить сейчас, вдруг потом момента не будет? Опять будет где-то далеко, на работе не подойдешь ведь так просто…
Я подошел и погладил его по руке.
- Никит, я не знал, что это гей-клуб. Не сразу просек, внимания не обращал, танцевал и всё… как понял – сразу же домой засобирался. А тут этот придурок полез.
- Перепугался, маленький мой?
- Ага. Шкаф ходячий, думал, руку сломает.
Никита сел на диван, притянул меня на колени. Интересно, он вообще понял, что сейчас сделал? А что я сейчас сделаю? Ну, была не была!
- Никит, - я обнял его за шею, - ты дурак, – прошептал ему на ухо. – А я придурок. Вот мы дивная парочка, м?
Он поднял на меня глаза. Не верит. Мне не верит? Я и сам себе не верю. Но я ведь теперь всё правильно понял? То, что Алекс еще осенью понял.
Мой бог смотрит на меня и не верит.
Я разозлился.
- Никита, твою мать, вот кто из нас взрослый, разумный, опытный мужик, а? Кто кого должен был соблазнять, кто за кем должен был ухаживать, поклоняться, добиваться, а? Я блин, мучаюсь, ничего не понимаю, думаю, совсем из ума выжил, а он тут страдает! – по мере того, как я расходился всё пуще, Никита улыбался всё шире, прижимая всё крепче. – Не, ну, вааще! Всё, поржали и хватит! Пусти меня! Пусти, тебе говорят! Нехер тискать, не твое! Где мое такси, я домой еду!
- Ну куда ж ты поедешь, дурашка. Ночь на дворе…
Мамма миа… вот это голос… он тренируется, ведь верно? И глазюки как горят… вомпэр, вылитый вомпэр… Миль, не смотри! Не смотри, тебе говорят! Ойёёё…
Целуется он, как бог.
Во я попал…
- Никит…
- Молчи, сейчас – молчи…
И смотрит на меня. Боже ж ты мой, на меня никто так не смотрел никогда. Как хорошо у него на коленях, пусть так и обнимает дальше. Я обнял его за шею покрепче и прижался изо всех сил. Сижу, соплю ему в шею. Как он хорошо пахнет, прям слюнки текут, так лизнуть хочется. Я и не сдержался. Вкуснооо…
- Маленький мой, что ж ты делаешь-то? Я ж не железный…
А по-моему, железный. Особенно в одном месте. Я на этом месте сижу и прям попой всё-всё чувствую. А это и вправду так хорошо, ну… когда он внутри?.. О чем же ж я думаю… кошмар, куда меня занесло…
Я немного отстранился, смотреть на него хочу. Какой он красивый. Ещё целоваться хочу. С ним. И я его поцеловал. Сам.
Целую и глаз не могу отвести. Никита вдруг как оттаял, вздохнул мне в рот прям и подключился к процессу. Так нежно, так сладко, так хорошо. Целуемся все жарче, все глубже, господи, какой у него язык, губы, руки… руки везде, по спине меня гладит, по бокам, попку мою… хорошо-то как… и не заметил, когда он мне руками в штаны залез… руки – как утюги, горячущие… а я когда успел ему под рубашку залезть? Кайф, кайф-то какой…