— Вы что, больные вместе с ним? Разве я один могу что-то сделать? Собирай дежурных из подразделений.
Нас оказалось семь человек. Мы перекурили, быстро развернулись и направились по льду Волги в сторону поселка Нижний Услон. Кому приходилось ходить по зимней Волге, тот знает, что это такое. Вскоре идущие за мной сотрудники милиции стали потихоньку отставать. Путь оказался намного сложней, чем мы все предполагали. В отдельных местах снега было по пояс, и нам приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы преодолеть эти снежные заносы.
Забрав у шедшего рядом со мной сотрудника оцинкованное корыто с привязанной к нему веревкой, я увеличил скорость движения, так как стало заметно темнеть.
Вот и острова, которые в народе почему-то называют Маркиз. Откуда взялось это название, я не знал. Присмотревшись повнимательней, я, заметил торчавшую из снега закоченевшую человеческую руку.
— Давай ко мне, — крикнул я сотрудникам.
Мы выкопали из снега труп мужчины. Судя по его одежде, это был рыбак. Рядом с трупом лежала две пустые водочные бутылки.
«Кто же на зимней рыбалке так напивается? — подумал я. — Пьяный, посреди Волги — это неминуемая смерть».
Мы погрузили замерзший труп в корыто и стали искать оставшиеся два трупа. Однако в темноте найти эти трупы было практически невозможно. Затратив на розыск около часа, мы повернули в сторону берега. Обратный путь в темноте оказался еще труднее. Вскоре сотрудники выбились из сил и нам пришлось сделать небольшой привал. Когда мы вышли на берег, то одного сотрудника недосчитались. Перекурив, я снова направился к тому месту, где мы делали привал.
Ему или мне, не знаю точно, здорово повезло. Я нашел его сравнительно быстро. Выбившись из сил, он сидел на льду и не мог идти дальше. Я взвалил его на плечо и медленно зашагал в сторону берега. Эти шестьсот метров показались мне бесконечными. Я нес его на себе, падал, вставал и снова нес. Наконец мы дошли до берега.
Погрузив труп в одну из машин, мы отправили его в морг, а сами стали разъезжаться по подразделениям. Еще в машине я почувствовал некоторое недомогание. У меня щемило сердце и периодически возникали боли где-то за грудиной. Все это я списывал на физическую усталость.
Приехав в министерство, я быстро поднялся к себе в кабинет и стал менять свою обувь, которая была окончательно испорчена, а вернее изрезана мелкими, острыми как стекло, льдинками.
На столе снова зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос заместителя министра:
— Абрамов, почему не докладываешь о результатах поиска? Ты нашел трупы?
— О результатах я доложил дежурному по МВД. Мы нашли всего один труп, Марсель Рашидович.
— Почему один? Насколько я знаю, рыбак сообщал о трех трупах.
— Я не знаю, где он видел три трупа. Мы обнаружили всего один.
— Плохо, очень плохо, Абрамов. Я конечно представляю, что значит практическая работа. Она намного сложнее, чем придумывать в теплом кабинете версии о серийных убийцах.
— Извините, но я не понимаю вас, Марсель Рашидович. В чем вы меня обвиняете? Вы считаете, что я плохо искал эти трупы? Или в том, что я тогда практически вычислил серийного убийцу?
Он сделал паузу и, откашлявшись, продолжил.
— Мне вообще не нравятся выскочки, подобные тебе. Ты считаешь себя умнее других, а это нехорошо. Я последнее время часто думал о тебе и искал возможность щелкнуть тебя по носу. Вот я и дождался этого момента.
От этих слов мне стало не по себе.
«Что такого я мог сделать этому человеку, что вызвал у него такую негативную реакцию в отношении себя? Он заместитель министра, а я всего лишь старший оперуполномоченный управления уголовного розыска. Неужели его так задело то, что я смог вычислить Сергеева, а он нет? Ведь это глупо».
— Ты сейчас опять поедешь на Волгу и лично, один, будешь искать эти трупы. Найдешь, останешься в МВД, не найдешь, я тебя уволю. Ты понял?
— Трупы не живые люди, они бегать не умеют. Если вы считаете, что я плохо организовал их поиск, можете это дело поручить другим сотрудникам. Я не пойду, и не буду искать эти трупы. Можете делать со мной все, что хотите.
Я произнес все это на одном дыхании, так как вдруг почувствовал сильную боль за грудиной.
— Считай, что ты уже не работаешь в МВД, — произнес он и положил трубку.
Я встал из-за стола. Стены кабинета почему-то стали кривыми. Я уцепился за стол чтобы не упасть на этом кривом полу, однако это не остановило моего падения. Я потерял сознание и упал на пол.
Очнулся я уже в больнице. Надо мной наклонилось лицо в белой медицинской шапочке. Заметив, что я открыл глаза, доктор произнес:
— Вам здорово повезло, молодой человек. Если бы вас не обнаружил дежурный по МВД и своевременно не оказали медицинскую помощь, то все могло закончиться намного плачевней.
— Доктор, что со мной?
— У вас инфаркт миокарда.
— Вы шутите? Я же спортсмен. Я всю свою сознательную жизнь занимался спортом.
— Это ничего не меняет. Вы просто не были подготовлены к эмоциональному штурму.
— Что меня ожидает в будущем?
— Не знаю. Возможно инвалидность, а пока вам нужен покой.
Мне сделали укол, и я почувствовал, что начинаю проваливаться в бездонную яму. Мне снова снился сон про Афганистан, про последний патрон. Я снова лежал среди камней, не веря в то, что остался в живых. Где-то в голове звучал голос матери, который растолковывал мне этот сон.
«Да, мама была права, — подумал я. — Вот я и один на один со своей болезнью и мой последний патрон у меня в руке».
Я не буду описывать то, что мне пришлось пережить в эти непростые для меня дни. Я жил одной лишь надеждой, что смогу снова вернуться на свою службу. Я пережил многие неприятные моменты, но все же вернулся.
Я тогда еще не знал, что заместитель министра подал в отставку и ушел из органов внутренних дел, что через три месяца после возвращения на работу меня назначат начальником отдела, в котором не окажется ни одного сотрудника. Все это еще впереди, а пока я шел на работу после полугодового отсутствия.
ЭПИЛОГ
29 июля 1987 года Сергеев проснулся рано утром. Всю ночь он не спал, и лишь под утро дремота сморила его. Ему снились женщины, которые стояли к нему в очередь, и каждая из них держала что-то в руках. Что они держали, он так и не смог рассмотреть. Чей-то до боли знакомый голос еле слышно произнес за его спиной, чтобы он встал перед ними на колени и попросил прощения за принесенные им муки. Он попытался сопротивляться, но чьи-то сильные руки заставили его встать на колени перед женщинами. Он пытался заглянуть им в глаза, словно ища в них какую-то надежду на спасение, однако глазницы их были пусты.
Он вздрогнул от скрипа открываемой металлической двери и посмотрел на стоявшего в дверях контролера.
— Сергеев, на выход, — крикнул ему контролер.
Он молча встал с койки и медленно направился к двери. Остановившись у двери, он оглянулся и молча обвел свою камеру взглядом.
«Это конец, — подумал он. — Я сюда больше никогда не вернусь».
Сергеев украдкой вытер непрошенную слезу и неуверенно шагнул за порог камеры.
— Лицом к стене, — последовала команда.
Он выполнил ее привычно четко.
— Вперед, — скомандовал контролер и слегка толкнул его резиновой палкой в спину.
«Не хочу! Не пойду! — захотелось ему закричать во все горло. — Я жить хочу!»
Но он не закричал, отчетливо сознавая, что просто не может это сделать, так как страх намертво парализовал его голосовые связки. Он медленно двинулся по коридору, с трудом переставляя обмякшие ноги.
— Давай двигай быстрее, — контролер с силой толкнул его в спину.
— Куда мне спешить? Успею, — кое-как выдавил он из себя.
Они прошли длинный коридор, которому, как показалось ему, не было конца. Наконец они остановились около двери.
— Лицом к стене, — последовала команда.
Дверь противно лязгнула металлом. Давно не мазанные металлические петли противно заскрипели.