Выбрать главу

подниматься все выше.

Я сжимаю свои рукава и следую за ним. Мое плечо все еще болит от пулевого ранения, но

оно, по большей части, уже зажило. Тем не менее, я держу большую часть своего веса на

левой руке и попытаюсь толкать ногами по мере возможности. Я смотрю на клубок баров

подо мной, а потом на землю, и смеюсь.

Тобиас поднимается на месте, где две металлические пластины образуют букву V, оставляя достаточно места для двух человек, чтобы сидеть. Он бежит назад, проталкивая

себя между двумя пластинами, и тянется к моей талии, чтобы помочь мне, когда я

нахожусь достаточно близко. Мне на самом деле не нужна помощь, но я не говорю, так я

слишком занята тем, что наслаждаюсь прикосновением его рук.

Он достает одеяло из рюкзака и накрывает нас им, а затем вытаскивает два пластиковых

стаканчика.

- Хочешь быть с ясной головой, или нет?- говорит он, заглядывая в сумку.

- Эм,- я наклоняю голову,- Ясной. Я думаю нам есть о чем поговорить, не так ли?

- Да

Он достает маленькую бутылочку с чистой жидкостью и пузырьками внутри,

поворачивает, и открывает крышку.

- Я украл это на кухне Эрудитов. Видимо, это восхитительно.

Он наливает немного в каждую чашку, и я делаю глоток. Чтобы это ни было, оно сладкое, как сироп, с лимонным вкусом, и это заставляет меня немного съежиться. Следующий

глоток намного лучше.

- Есть о чем поговорить,- говорит он,- правда.

- Ну...- Тобиас хмуриться, смотря в чашку,- хорошо, я понимаю, почему ты работала с

Маркусом, и почему чувствовала, что не можешь сказать мне. Но...

- Но ты злишься,- говорю я. - Потому что я солгала тебе. Несколько раз.

Он кивает, не смотря на меня.

- Дело даже не в Маркусе. А в том, что случилось до этого. Я не знаю, можешь ли ты

представить, как это, проснуться одному и знать, что ты ушла.- на свою смерть, я полагаю, он хочет сказать, но не может даже произнести эти слова.- В штаб Эрудиции.

- Нет, кажется, не могу, - я делаю еще один глоток, вращая сладкий напиток во рту, прежде чем глотнуть. - Слушай, я... я раньше думала о том, чтобы отдать свою жизнь за

что-то, но я не понимала, что на самом деле такое - "отдать свою жизнь", пока ее у меня

чуть не забрали.

Я смотрю на него, и, наконец он смотрит на меня тоже.

- Теперь я знаю, - говорю я. - Знаю, что хочу жить. Знаю, что хочу быть честной с тобой.

Но... но я не могу сделать это и не буду, если ты не будешь доверять мне или будешь

говорить со мной этим снисходительным тоном, как ты обычно делаешь.

- Снисходительным? - говорит он. - Ты делала нелепые, рискованные вещи

- Ага, - говорю я. - И ты действительно думаешь, что это помогло - говорить со мной, как

будто я ребенок, который не знает ничего лучшего?

- Что я еще должен был сделать? - требует он. - Ты не видела причину!

- Может быть, причина не была тем, что мне было нужно! - я сажусь перед ним,

неспособная больше притворяться, что расслаблена. - Я чувствовала себя съедаемой

виной, и то, что мне было нужно - твое терпение и доброта, не крики на меня. О, и

сокрытие от меня своих планов, как будто я не смогла бы выдержать.

- Я не хотел взваливать на тебя больше бремени, чем у тебя и так было.

10

- Так ты думаешь что я сильный человек, или нет?,- я хмуро смотрю на него. -Потому что

ты, кажется, думаешь, что я могу принять это, когда ты ругаешь меня, но ты не думаешь, что смогу справиться с чем угодно? Что это значит?

- Конечно, я думаю, ты сильный человек. Он качает головой. - Я просто...не привык

говорить людям о чем-то. Я привык выдерживать все самому.

- На меня можно положиться, - говорю я. - Ты можешь доверять мне. И ты можешь дать

мне самой судить о том, что я могу выдержать.

- Хорошо,- сказал он, кивая.- Но больше никакой лжи. Никогда.

- Хорошо.

Я не могу ни согнуться, ни разогнуться, как будто мое тело слишком маленькое для этого.

Но это не так, как я хочу закончить разговор, так что я тянусь к его руке.

- Мне жаль, что я лгала тебе,- сказала я.- Мне действительно жаль.

- Хорошо,- говорит он. - Я не хотел, чтобы ты чувствовала, что я не уважаю тебя.

Мы останавливаемся там на некоторое время, наши руки соединены. Я опираюсь спиной о

металлическую пластину. Надо мной пустое и темное небо, луна закрыта облаками. Я

нашла звезду впереди нас, поскольку облака переместились, но это, кажется,

единственная звезда на небе. Когда я наклонить голову назад, я вижу линии зданий, расположенных вдоль Мичиган-авеню. Я спокойна, пока жесткое, выжатое чувство не

оставляет меня. На его месте я теперь чувствую облегчение. Отпустить злость обычно не

так легко для меня, но последние несколько недель были странными для нас обоих, и я

счастлива, что освободилась от чувств, которые держала внутри, гнев и страх, что он

ненавидит меня и вину за то, что работала с его отцом за спиной.

- Этот материал является видом общего количества,- говорит он, осушив чашу и, поставив

ее.

- Да, это так,- говорю я, глядя на то, что осталось в моей чашке. Я выпиваю все залпом, поморщившись, когда пузырьки жгут горло. - Я не знаю, почему Эрудиты всегда

хвастаются. Бесстрашный торт намного лучше.

- Интересно, как Отречение отнеслись к этому, если бы у них был один.

- Черствый хлеб.

Он смеется.

- Простая овсянка.

- Молоко.

- Иногда я думаю, что верю во все, чему они нас учили,- говорит он.- Но очевидно, что

нет, так как я сижу здесь, держу за руку прямо сейчас, не женившись на тебе.

- А чему учат Бесстрашные? -говорю я, смотря на наши руки и кивая.- Чему хотят

научить, хм.

Он ухмыляется.

- Делай все, что хочешь, но используй защиту, вот чему они учат.

Я поднимаю брови. Вдруг мое лицо чувствует тепло.

- Я думаю, я хотел бы найти золотую середину для себя,- говорит он.- Найти это место

между тем, что я хочу, и тем, что я считаю мудрым.

- Это звучит хорошо,- я делаю паузу.- Но чего ты хочешь?

Я думаю, что я знаю ответ, но я хочу услышать это от него.

-Хмм,- он улыбается и наклоняется к своим коленям.

Он прижал руки к металлической пластине, взял мою голову в свои объятья, и поцеловал

меня, медленно, в губы, под подбородком, прям над моей ключицей. Я оставалась на

месте, нервничая о том, что бы сделать что ни будь, но в этом случае это будет глупо, или

ему не понравиться. Но потом я чувствую себя как статуя, как будто я совсем не здесь, и я

не решительно прикасаюсь к его талии. Потом его губы моих снова, и он тянет свою

рубашку из-под моей руки, так что я касаюсь его голой кожи. Я прихожу к жизни, 11

прижимаясь ближе, мои руки ползут вверх по его спине, скользят по плечам. Его вдохи

становятся быстрее , так же, как и мои, и я чувствую запах ветра на своей коже, и все чего

я хочу, это еще, еще.

Я толкаю его рубашку. Минуту назад мне было холодно, но я не думаю, что одному из нас

холодно сейчас. Его рука оборачивается вокруг моей талии, сильная и определенная, и его

свободная рука теперь в моих волосах, и я замедляюсь, его гладкая кожа, разрисована

вверх и вниз черными чернилами, и настойчивый поцелуй, и холодный воздух обернутый

вокруг нас обоих.

Я расслабляюсь, и я больше не чувствую себя каким-то Дивергентом солдатом, вопреки

сывороткам и государственным деятелям. Я чувствую мягкость, легкость, и что это

нормально немного посмеяться, когда кончики его пальцев над моим бедрам и пояснице, или дышать ему в ухо, когда он тянет меня к себе, зарываясь лицом в шею так, что он

может поцеловать меня туда. Я чувствую, как я, сильная и слабая одновременно, разрешаю, по крайней мере, на некоторое время, быть другой.