Продолжить не дали. Из кабинета раздался голос подполковника:
— Евстигнеев! Заходи.
Максимову уже вправили вывих и подвесили левую клешню на перевязь. В лицо Егору капитан смотрел со смесью ненависти и брезгливости.
— Не обижайся, служивый, — чуть виноватым тоном произнёс тот. — Рассказал бы всё сразу, обошлось бы. Стакан уже сегодня поднимешь, завтра почешешь затылок. Я не со зла.
— Иди в задницу, — отрезал капитан. У Сазонова спросил: — Что с моими товарищами?
— Машина объявлена в розыск. Спасибо, коллега из милиции запомнил номерные знаки. Всем постам предписано задержать, при необходимости применить оружие.
Скорее всего, блефует, подумалось Егору. Даже если у КГБ с ГРУ столь же скотские взаимоотношения, как с МВД, это совершенно не повод развязывать войнушку.
Как вояки вышли на него, выяснить удалось очень просто. Элеонора успела шепнуть Прокофьевне, что молодой человек снова придёт покупать. Когда москвичи начали расспросы в «Верасе», золотоносная мадам, считавшая, что Егор сгубил Ингу, а сейчас готовит подобную участь новой красотке-секретарше, с радостью вывалила всё ей известное про «хахаля», сдобрив ворохом выдумок. Уцепившись за крупицы реальной информации, разведчики буквально за час разнюхали остальное. Не успели узнать только про спортивную подготовку и организовали захват наскоро, халтурно. Ботаника полугодичной давности спеленали бы без проблем, с нынешним Егором вышел нежданчик.
Сазонова судьба обеих девушек, живой и мёртвой, сейчас интересовала в наименьшей степени.
— Максимов! Какие именно компрометирующие материалы имелись у Бекетова?
— Точно не могу знать.
— Плохо. Когда мы задержим ваших сообщников, в ваших же интересах рассказать об этом первым. Позже ваша откровенность обесценится. Кого именно касаются компрматериалы?
— Или Ивашутина, начальника ГРУ, или кого-то из окружения. Мне лишь известно, что Бекетов использовался в спецоперациях на Ближнем Востоке в 1973 году. Вскоре был уволен по отрицательным мотивам. По слухам — за тупость и жестокость. Могу лишь догадываться: у него сохранились документы, выставляющие в крайне неблагоприятном свете деятельность ГРУ в Сирии, в стране-союзнике. Их публикация в западных и арабских газетах существенно подорвёт наш авторитет.
— Неужели вы не пытались на него надавить? Не обязательно ломая руки и ноги, — подполковник укоризненно глянул на виновника торжества.
— Наверняка пытались. Не мой уровень информированности — как именно. Знаю лишь, что на самом верху было принято решение соглашаться со всеми его требованиями.
Человек поставил раком грозное и непобедимое Главное разведывательное управление, а я его закатал в ковёр и подставил под грузинскую пулю, ужаснулся про себя Егор. Возможно, Аркадий прав — рано ещё играть в подобные игры.
— Как именно он связывался с вами?
— Регулярно звонил в воскресенье утром с десяти до одиннадцати. Если у него случались очередные проблемы, приезжал. Для него мотнуться в Москву ради десятиминутного разговора — дело обычное.
— Вчера не звонил?
— Нет. И в прошлое воскресенье. Впервые за много лет. Нас послали выяснить. Узнали, что в «Верасе» он последний раз появлялся в позапрошлую пятницу. Ночевал дома, затем исчез. Машина стоит у подъезда со снятым колесом.
— Человека нет десятые сутки, и нет заявления в милицию о пропаже, — подсчитал Сазонов.
— Тёща его не любит. В «Верасе» проинструктированы: не привлекать лишнего внимания милиции.
Егор едва заметно кивнул, подтверждая слова задержанного.
Теперь внимание привлечено. И надежда, что трупы в гараже пролежат незамеченными до оттепели, пока не завоняют, растаяла на глазах.
— Капитан! — Сазонов навалился животом на край стола. — Бекетов исчез. По-вашему, запущен его «страховой» механизм, когда компра отправляется в газеты?
— Да. Если только он не блефовал. Мы полагаем, что таймер механизма долгий. Человек может заболеть, попасть в аварию, внезапно сесть на пятнадцать суток за пьянку, не успев связаться ни с кем. Наши аналитики считают, что бомба взорвётся через двадцать-тридцать дней после его пропажи.
— Последний вопрос. Почему вы решили, что именно Евстигнеев — ключ к пропаже Бекетова?
— Он имел мотив мести за Ингу Дауканте. Другие подозреваемые неизвестны.
— Глупо, — прокомментировал Сазонов. — Во-первых, желающих устранить Бекетова много. Покрываемый вами мерзавец много чего успел натворить. Во-вторых, допустим, вы бы установили, что Евстигнеев или кто-то другой Бекетова ликвидировал. Как бы вас это приблизило к решению проблемы неразглашения информации?
— Никак. Но знали бы, что угроза скандала реальна и близка.
— Почему же затеяли клоунаду с попыткой похищения, не обратились к нам?
— Начальство не желало выхода информации за пределы ГРУ.
Сазонов сложил бумаги в папку.
— В любом случае ГРУ внутри страны не имеет полномочий задержания граждан. Попытка похищения человека — преступление. Сокрытие угрозы для государственной безопасности СССР — тягчайшее должностное преступление, — он поднял телефонную трубку. — Аркадий! Задержанного — в Американку.
Когда Максимова увели в ИВС, подполковник вперил тяжёлый взгляд в Егора.
— Если выяснится, что Бекетов убит или где-то насильственно удерживается, начиная с прошлой субботы, рекомендую тебе вспомнить каждый свой шаг в эти дни и подумать об алиби.
— Спасибо за совет.
— Ты не сказал: «я не убивал». Впрочем, я и не спрашивал. Знай: в тот же период времени бесследно исчезли два родных брата Гиви Кучулория — Вахтанг и Амиран. Они отправились в Смоленск, якобы по поводу розыска убийцы Гиви.
— Помню их. Аркадий рассказывал вам: они отирались в Ярцево, собираясь увозить разбитую «Волгу» на восстановление. Там такая засада на правом заднем крыле — ребёнок смекнёт, что был удар другой машиной, по остаткам краски — вишнёвой. Если москвичи знали, что Бекетов собирался ехать к ним на двух тачках одновременно с Кучулория, то дальнейшее представить не трудно.
— Почему же и они пропали?
— Понятия не имею. Спрятались в Грузии на несколько месяцев, ожидая, будут ли искать труп Бекетова. Или по любой другой из тысячи причин. В деле осталось много невыясненного. В том числе, кто лично взорвал гастроном.
— Кого ты подозреваешь?
— Больше других подозревал Ингу, — Егор кратко пересказал ту же версию, что выдал Бекетову в последний час его жизни.
— Она — родная сестра Томашевича?! — обычно невозмутимый Сазонов, похоже, был больше впечатлён этой информацией, чем признанием Максимова.
— Я сам узнал только после её смерти. Украл с места происшествия комсомольский билет Дауканте. Следак всё равно получил приказ отказать в возбуждении. Поэтому — уликой больше, уликой меньше.
— Почему мне не сказал?
— Во дворе дома на меня наорал ваш Аркадий. Не суйся, мол. Значит — вам не интересно.
Сазонов задумчиво покрутил в пальцах шариковую ручку.
— Теперь — крайне интересно. Понимаешь, что ты только что раскрыл заговор в руководстве ГРУ, направленный на сокрытие преступным путём их промахов в Сирии?
— Вы же сами знали об этом заговоре. В связи с неприкосновенностью Бекетова.
— Но ты провернул дело так, что грязь уже не замести под ковёр. Кто-то наверху очень крупно заработает очков, положив доклад на стол Андропову.
— А ГРУшники решат мне отомстить.
— Не исключено. Но и не обязательно. Виноваты в проколе с тобой мелкие сошки-исполнители вроде этого горемыки-капитана, их точно пустят в расход. В смысле — отправят куда-нибудь под Владивосток командовать разведротой стрелкового полка. Я лично вижу только один способ тебя обезопасить: зачислить к нам в штат и аттестовать лейтенантом госбезопасности. Не панацея, но чтоб покушаться на офицера ГБ — нужно совсем мозги потерять. Вот только с каждым твоим успехом я всё больше тебя опасаюсь. Ты правда пытал военного в опорном, а не вывихнул руку при задержании?