На часах было уже начало одиннадцатого, Настя наверняка не одна в квартире… А, ладно.
Она подняла трубку сама, буквально на третьем гудке. То ли дежурила у телефона, то ли ломанулась как шальная через все комнаты, услышав междугороднюю трель. Это в XXI веке, когда тебя кто-то набирает, особенно по мессенджеру, без разницы, твой собеседник в ста метрах или на другом конце планеты, а смарт всегда в кармане.
— Алло!
— Привет, милая. Как ты?
— Нормально.
— Ага. Дома не одна. Понял. Спрашиваю, отвечаешь односложно. Хорошо?
— Конечно!
— Маму выписали?
— Да.
— Она дома, и за ней нужен уход?
Вздох.
— Да.
— Сестра и отец помогают, но мало?
— Ещё как мало!
— Как же ты вернёшься в Минск после каникул?
— Не знаю.
— Давай так. Выберем время, и ты позвонишь мне из автомата на почте. Поговорим без подслушивания.
— Обязательно.
— А я себе проигрыватель купил. «Песняров» кручу.
— Не слышу их.
— Так я выключил пока. Чтоб не мешали разговаривать.
— Они не мешают!
— Согласен. Ладно. Целую!
— Я тоже.
Егор положил трубку первым.
Одно очевидно. Настя не вполне уверена в продолжении их отношений. Наверняка не хвасталась дома кавалером, иначе говорила бы свободнее. Практически прямым текстом бросила: решай и определяйся. Скоро придётся. А он не готов.
Не чувствовал себя готовым и к роли кабацкого лабуха. Тем более, парни из местного ансамбля приняли его, скажем мягко, насупившись. Если бы не трижды повторённый приказ директора, послали бы новичка без хлеба.
— Что ты умеешь? — обречённо спросил бас-гитарист Пётр, лысиной чем-то напоминающий Мулявина и, естественно, отрастивший висячие усы.
— Песни сочинять. Пацаны! Не кипишите. Меня сюда прислали на один вечер. Если что-то из моего понравится, берите. Не одним же «Облади, облада» публику развлекать.
— Ты не понимаешь, — встрял ударник. — Народу оригинальное нахрен не упало. Это не всесоюзный фестиваль вокально-инструментальных ансамблей. Люди пьют и хотят слушать знакомую музыку. Орать, подпевая: «Распути́-ин», не зная больше ни единого слова из Бони-Му.
— О'кей, гайз. Четыре старых и четыре моих новых. Потом сваливаю и больше не испорчу ваш бизнес. А сейчас давайте попробуем.
Он не ударил в грязь лицом. Но и особого восторга не вызвал. Избранные им хиты 1990-х и 2000-х годов были простые, Егор взял на себя партию соло-гитары, парни легко подцепили мотив. Репетиция шла лениво и закончилась уже через пару часов. Пока не пришли посетители, он бренчал на гитаре в одиночестве, выкрутив громкость на минимум.
Аппаратура была не самая плохая: Beag и Vermona, мечта лабуха 1970-х годов. Некоторые даже в двухтысячных предпочитали их за «тёплый ламповый звук», а также за дешевизну по сравнению со свежими Marshall. Электрогитары — ГДРовские Musima. В общем, для уровня Дома культуры трикотажной фабрики «Большевичка» вполне годный комплект. Но как к этому отнесутся искушённые песняры?
Элеонора приехала раньше них. Егор, отставив гитару, усадил барышню за столик, отведённый для музыкантов.
— А если они не приедут?
— Тогда ты решишь, что я всё выдумал от начала до конца, чтобы заманить тебя в ресторан.
— Что, правда?
Освобождённая от обязанности носить эротическую спецодежду, та предпочла джинсы и зелёный свитер в обтяжку, собрав волосы в косу. Сапоги были вообще без каблука. Очевидно, сообразила, что на ходулях, на которых вышагивала на фаер-шоу, будет выше всех солистов «Песняров», а не все пацаны любят женщин длиннее себя.
— Неправда. Но если сорвётся, накормлю ужином, спою тебе со сцены, потанцуем. Ты же сказала — Бекетова нет по-прежнему, он бы тебя никуда не пригласил.
— Знаешь… Это становится странным. Практически неделя. Нет, по работе всё нормально, в «Верасе» у него способная заместительница.
— А поток левого товара прекрасно принимает и переваривает Прокофьевна. Не делай большие глаза, я многое знаю, но не собираюсь копать под «Верас», Прокофьевну или твоего шефа. Скажи, в отсутствие Инги я смогу прибарахлиться по особой цене? С директорской скидкой.
— Я человек новый… — Элеонора хитро прикрыла один глаз. — Давай так. Будут автографы песняров на пластинках, выберешь три любых шмотки по директорской цене в понедельник.
— А не будет, так только одна шмотка со скидкой? И за то спасибо, — он ненавязчиво погладил её по пальцам. — Сейчас позову официанта, выбирай. И мне закажи чего-то лёгкого. Чуть-чуть. Ещё по сцене прыгать. Опа… Незаметно обернись.
Между рядами столиков, пока ещё большей частью пустых, шли «Песняры». Впереди суетился шустрый чернявый молодец небольшого роста. Затем вышагивал Мулявин, он был единственный в женском сопровождении. Остальные не ехали в Тулу со своим самоваром, с удовольствием пеленгуя восхищённые взгляды девиц с нескольких столиков.
— Его-о-ор! Ты — супер!
— Значит, скидку заработал? Но смотри, какая у тебя конкуренция.
Элеонора окинула взглядом соперниц и скривила губы в высокомерной гримасе.
— Конкурентки? Мальчик, ты сидишь за столом с самой эффектной девушкой в зале. Хочешь, на пари отобью Мулявина у его дамы?
— По моим сведениям, он женат в третий раз, платит алименты и пьёт. Жена беременна. Хочешь романтических отношений — обрати внимание на теноров. Только не забывай: обещала отвезти меня.
Она обернулась и очень серьёзно ответила.
— Пока служу у Бекетова, не будет никаких походов на сторону. Он слишком хорошо платит. Но вот пощекотать нервы этим курицам — не откажу себе в удовольствии.
Ансамбль тем временем разобрал инструменты и принялся играть негромкую фоновую музыку.
— Мне пора на сцену.
— А я уже на сцене, — небрежно бросила Элеонора.
— В смысле?
— Не бросаюсь на «Песняров». Сижу в полоборота, демонстрируя профиль, покачиваю длинной ногой и изображаю полнейшее равнодушие. Это всё равно, как если бы зарядила пулемёт и высадила очередь. Пленных не беру!
Она шутливо изобразила пальцами пистолетик и послала «пафф» в Егора.
Он позвал официанта, чтоб принял у Элеоноры заказ, и поднялся на сцену.
— Восемь песен, — напомнил Пётр. — Дальше — что хочешь. Танцуй, веселись, надирайся до зюзи, щипай свою тёлку за задницу. Но не мешай работать.
— Тёлка, кстати, зачётная, — оценил ударник.
Егор повесил на себя гитару, чуть отпустил ремень. Клавишник тем временем взял в микрофон.
— Друзья! Сегодня у нас у нас новичок — Егор. Поприветствуем Егора! — он переждал жидкие хлопки и продолжил. — Он — студент. Поэтому первая его песня — студенческая.
Начало игралось в унисон гитары с клавишными.
В белорусской стороне, на чужой планетеПредстоит учиться мне в университете.До чего тоскую я — не сказать словами.Плачьте, милые друзья, горькими слезами[2].
Публике, уже практически полностью заполнившей зал, явно понравилась переделка с «во французской стороне» на «в белорусской». Один Мулявин нахмурился, Егор не мог понять — почему.
Так, сменим тактику, решил он. Со слов Образцова, Мулявин — фанат The Beatles. Будут вам Битлы!
Ob-La-Di, Ob-La-Da Егор постарался выдать максимально аутентично. Тем более вокальные данные не хуже, чем у Леннона или Маккартни, у тех, слава Богу, ничего запредельного. Публика радостно начала подпевать «Обляди-облада», с мулявинского лба сошла тень, а к концу песни подвалил мужик чиновного вида в костюме с белой рубашкой и галстуком.
— Повтори про блядей!
На сцену перед микрофоном шлёпнулась сиреневая четвертная.
Это было очень щедро. Стандартная ставка, как просветили лабухи, всего червонец.
— Петя! Спою им Ob-La-Da второй раз. Но не в счёт моих восьми.
— Нет!
— Тогда верну деньги клиенту.
— Даже не думай. Валяй.
Егор снял гитару и вернул хозяину. Сам снял микрофон со стойки и прикинул длину кабеля. О радиомикрофоне, понятно, можно было не спрашивать.
Он спрыгнул со сцены, начав петь. Подгадал Ob-La-Da ровно к тому моменту, когда поравнялся со столиком галстучно-костюмного посетителя, тот радостно проорал «О! Бляди!» и захохотал.