На втором куплете направился к двум столикам «Песняров», сдвинутым вместе. Самый щуплый из них, невысокий паренёк с русыми волосами, жестом показал — давай ко мне ближе.
Егор нагнулся и перехватил микрофон так, чтоб в него пели оба. Голоса сложились неплохо, песню они закончили вдвоём.
По окончании народ просто ликовал.
— Садись к нам за стол, — произнёс тенор.
— Спасибо! Но мне ещё надо спеть. И я не один, с девушкой, — он кивнул в сторону Элеоноры.
— С ней?! Ну ты даёшь, студент.
— Сейчас специально для вас исполню свою песню. Я, конечно, не Леннон, но… Короче, иду на сцену.
Там он взял у коллеги гитару и дал знак музыкантам. Сам начал петь Save me from drowning in the sea, «Дорогу на Мандалай» Роби Уильямса.
Её встретили ничуть не хуже, чем студенты в общаге. Тем более под «Облади» посетители успели принять минимум дважды, потеплели и стали благодарной публикой.
Первый припев Bum bum bum ba da dum bum bum, который он исполнял как «Пам-пам-парам-пам-пам-пам», Егор спел со сцены. Перед вторым дал сигнал сделать короткую паузу и снова передал гитару, кинувшись с микрофоном к «Песнярам». Те, тоже тёплые, с удовольствием вопили «пам-парам».
Один Мулявин молчал, напряжённо вслушиваясь в упражнения Егора.
Закончив последний куплет, полностью повторяющий первый, тот прокричал в микрофон:
— Премьера песни Егора Евстигнеева и ансамбля «Песняры» «Дорога на Мандалай» посвящается прекрасной Элеоноре! Радость моя, иди к нам.
Девушка показалась ему чуть ниже ростом, пока он не догадался — красотка идёт чуть ли не на полусогнутых, обалдев от того, что «Песняры», самая прославленная группа СССР, что-то подпела в микрофон, и на весь зал провозгласили: это ради неё!
— Парни, простите, мне ещё работать. Элеонора составит вам компанию.
Он подмигнул щуплому тенору и побежал к сцене, чтоб исполнить другие три хита, в 1982 году не написанных. Их снова требовали на бис, в банке ансамбля плескалось уже больше двухсот рублей. Никто не танцевал, просто слушали.
Публика была самая разнообразная. Кто-то приезжал парочками или небольшими компаниями. Или мужики группками по двое-трое, бросавшие глаза на девиц в ожидании медляков, и девицы известной профессии, готовые составить им компанию.
Взглянув на часы, Егор увидел — половина десятого. Он пожал руку отыгравшим музыкантам и отправился к великим. Ресторанные, уставшие, сели за столик, где раньше коротала время Элеонора.
Не зная, помнит ли щуплый, что приглашал его, или тот целиком переключился на яркую барышню, Егор шагнул к песнярам и услышал обрывок разговора.
— Муля! Слушай. Save me from drowning in the sea, — солист довольно точно схватил мелодию. — И на тот же мотив прекрасно ложится «Когда бесцветна и мертва». Музыка как будто специально написана под стихи Бернса. Пацанёнок талантлив!
— Музыку писал Паливода. Хотите обидеть его ради ресторанной самодеятельности? — возразила женщина, пришедшая с Мулявиным. Довольно эффектная, в броскости она всё же проигрывала Элеоноре, поэтому бросала на девушку неприязненные взгляды.
Та не претендовала на руководителя ансамбля, охмуряя трёх других.
Не навязываясь Мулявину, Егор подсел к своей спутнице, оживлённо болтающей с Владиславом, Анатолием и Валерой, их ему она даже не представила, будучи совершенно уверенной — «Песняров» все знают по именам, фамилиям и исполняемым песням.
Не желая что-то сказать невпопад, он больше молчал. С благодарностью принял рюмку и пригубил. Потом спросил:
— Пацаны! Может, проставить коньяк Владимиру Георгиевичу? В знак уважения.
— Ты бессмертный? — хохотнул щуплый, которого Элеонора звала Толиком. — Тебя Света Пенкина с говном смешает и похоронит в толчке.
— Вот не знал… А чего он окрысился, когда я «Из вагантов» пел?
Тут уже смеялись все трое, Анатолий подлил ему водки.
— Потому что Володе все талдычат: надо попсовее, как Тухманов. А наш — за серьёзное искусство. И возмущается, когда тухмановская попса лезет вперёд, — растолковал Валерий.
Всё развивалось не так, как предполагал Образцов. Без коньяка Мулявину. Без политических анекдотов. Образ застенчивого студента, автора неплохих песен, подходил к ситуации больше. И складывалось удачно.
Что интересно, Элеонора держалась молодцом. Не приняла ни капли, собираясь вести машину. Не поддалась на уговоры, что в компании «Песняров» никакие гаишники не страшны. Такая и Бекетову будет хранить верность.
Мулявин обернулся.
— Студент!
— Да, Владимир Георгиевич.
— Сам сочинил?
— И не только эти. Не всё споёшь в кабаке.
— Да. Жду тебя в филармонии. Мы пишем альбом «Весёлые нищие». Твоя музыка… интересна.
— Конечно, приду!
Но Мулявин уже отвернулся.
Анатолий начертал на салфетке свой телефон.
— Звони! Договоримся.
— Спасибо. И, простите, мне нужно ехать. Дорогая?
Элеоноре не хотелось уезжать, трём мужикам — её отпускать.
— Я — девушка порядочная, всегда ухожу с тем парнем, с кем пришла. Но в следующий раз могу прийти и не с Егором.
Она кинула им кость, но не дала телефон. А потом принесла от столика диски. Все трое расписались, Валера добавил свой номер. Пока собирала автографы, Пётр сунул в руку Егора пять червонцев с предложением поработать на следующей неделе, тот ответил уклончиво.
На обратном пути водительница спросила:
— Пригласишь меня на репетицию в филармонию?
— Честно? Пока — нет. Видела ту даму, что пасла Мулявина? И глядела на тебя как Ленин на буржуазию?
— Да. Это знаменитая киноактриса Светлана Пенкина, жена Мулявина.
— Похоже, ещё и цербер. Её не стоит дразнить. Думаю, смогу организовать пригласительные на концерт, причём в партер, а не в последний ряд сектора.
— Ты — душка. Инга правильно положила на тебя глаз.
Упоминание её имени, причём — в этой машине, прозвучало для Егора диссонансно на фоне предыдущего хорошего настроения. Пожалуй, даже цинично.
А ещё вернуло из мира кабацкого разгула в реальность повседневности, где скоро обнаружат тела Вахтанга и Амирана, за ними приедут следующие грузины — искать убийцу. Пулевую дырку и сломанную гортань даже Первомайская прокуратура не сумеет списать на ДТП либо самоубийство и похерить.
Элеонора включила радио, настроила на польскую радиостанцию на длинных волнах. Полилась музыка. Тем самым напомнила про другую девушку, обожающую польское радио и телевидение.
— Где ты живёшь, Егор?
— На Калиновского. Рули к себе домой, я дойду пешком. Если не боишься, что Бекетов застукает тебя с парнем.
— Если честно, то его отсутствие начинает напрягать. Если не появится до понедельника…
— Заявишь в милицию об исчезновении?
— Ни в коем случае! Девочки говорят — он убьёт, если привлечём лишнее внимание к «Верасу».
— А другие родственники?
— Маленький сын живёт с его тёщей. Инга говорила: та зятя и раньше не любила. После смерти Софии возненавидела. Не заявит до последнего.
Помолчав, Егор попросил:
— Подкинули бы вы ей денег, если Бекетов не объявится в ближайшие дни.
— Наверно. Когда вернётся, он одобрит.
То есть сами они даже не подумали бы, что ребёнок и пожилая женщина останутся без средств. Молодцы, нет слов.
— У Валеры нет обручального кольца. Хоть на вид ему лет тридцать, — промолвила Элеонора. — Неужели не женат?
— Не знаю. Если удастся познакомиться с ними поближе — расскажу. Но — не советую.
— Что ты хочешь сказать?
— С музыкантом можно флиртануть. Крутнуть короткий роман. Потом слава уйдёт, тяга к водке и бабам останется. Закончишь с Бекетовым, смотри на стабильных и положительных. Кто растёт по партийно-комсомольской линии. Он тебя и по торговой линии двинет. Заодно будете доставать билеты и на «Песняров», и на любых других звёзд.
— Ты такой правильный! Иногда нудный.