— Допустим. Куда ты клонишь?
— Видели бы вы глаза мужика с Калиновского, когда он о пропавшем телевизоре говорил. Он, может, года три за воротник не закладывал. Всё копил на цветной. Такой телек вообще первый в подъезде. Соседи приходили в гости посмотреть, руками махали, завидовали. Смешно, быть может, особенно мне, при жене из системы торговли, но для потерпевшего этот «Рубин» был символом благополучия. Не каждый так по собаке убивается, попавшей под колёса. А как он сиял, когда я ему телевизор возвращал как вещдок — с запретом отчуждения до суда, на хранение? Вот… Сколько в Минске убийств за год? Десятки. Большинство — бытовые, в условиях очевидности, муж жену мочит сгоряча и рыдает над трупом, а уголовный розыск радостно рапортует: особо тяжкое раскрыто по горячим следам. Таких, что требуют ваших детективных талантов, единицы. Вот кражи — их несколько десятков в неделю в одном только Первомайском. Кто-то спокойно относится: спёрли запаску из багажника, и хрен на неё, новую куплю. А кто-то убивается. Мой дом — моя крепость, место неприкосновенное. Даже интимное. Вдруг туда вламываются уркаганы, переворачивают вверх дном даже бабское нижнее бельё, перетряхивают семейные фотоальбомы, потрошат подушки и детские игрушки, вдруг где червонец заначен… Николай Иванович, домушники несут обществу больший вред, чем убийцы, такой парадокс. А вы, розыск, покрываете, навешивая их преступления другим.
В кабинете начальника розыска повисла тишина. Обвинение было очень серьёзным. И очень оскорбительным. Чергинец помрачнел.
— Слышал бы министр твои слова…
— Что бы он изменил?
— Не подписал бы приказ о переводе меня на должность начальника розыска республики. Мнительный он. Пугливый. Из партаппарата, оттуда все такие.
— А вы рвётесь делать карьеру?
— Глупый ты… И зелёный, хоть талантливый. Я за речку просился. В Афганистан. Налаживать службу в Царандое, так их милиция называется. Слышал?
— А как же. Весь мой выпуск пацанов с юрфака строем отправился в Афганистан, кто действительную не служил. Командирами стрелковых взводов.
— Ничего подобного, — устало возразил полковник. — Их всех до одного переводят в дознаватели при военной прокуратуре. В армии, которая много воюет, преступлений тоже много.
— Значит, и мне нечего бояться. Выгонят из МВД — отслужу пару лет дознавателем и свободен.
— А кто преступления раскрывать будет? — Чергинец полностью отбросил приветственно-юморной тон, что звучал в начале беседы. — Я как-то с Чурбановым общался, зятем Брежнева и заместителем нашего союзного министра Щёлокова. Генерал сказал, что у министра на всё про всё один ответ — кто ещё поможет народу, если не милиция? Вот как, лейтенант. Что смотришь непримиримо?
— Кто у вас отвечает за раскрытие серийных квартирных краж?
— Мой заместитель. Подполковник Дашкевич.
— То есть по его приказанию сейчас на Бочкарёва и его отца-инвалида вешают все свежие нераскрытые квартирные кражи? Не надо невинных глаз, товарищ полковник. Не надо заверений, что оперативная работа продолжается, несмотря на то, что эпизод формально считается раскрытым. В реале сыщики с облегчением прячут совсекретную папку с бумажками о «раскрытых» на самое дно и больше к ней не прикасаются, если только вдруг случайно не объявится настоящий злодей. Как сказал один знакомый опер, розыск — это служба раскрытия и укрытия преступлений.
— В тебе бурлит юношеский максимализм… Но в одном ты прав. И я не зря тебя вызвал. Ты помог мне принять непростое решение.
Чергинец поднял трубку одного из телефонов, наверняка — особо закрытой связи. Егору с Вильнёвым на двоих приходилось пользоваться единственным номером городской сети, а про мобильники и интернет в СССР 1982 года ещё никто не слышал.
— … Именно так. Я отзываю рекомендацию назначить Дашкевича на моё место после перевода в министерство. Да, окончательно. Представлю приказ о наложении на него взыскания, а не на повышение. Кто вместо? Дайте сутки подумать… Есть, товарищ генерал.
— Я сломал Дашкевичу карьеру?
— Не сломал, а подпортил, — возразил Николай Иванович. — Считай, он сам себе подгадил. Тоже думал его наказать, вздрючил по самые гланды за приписки. Но не стал выносить сор из избы. В кадрах министерства мой рапорт лежит: достоин, мол, занять должность начальника городского управления розыска.