Редкие жители посёлка отчаянно прыгали в стороны, уступая дорогу. Со стороны казалось, что группа из двух милицейских машин следует на какое-то особое срочное задание.
Наконец, деревенская застройка кончилась. Сумасшедшая гонка привела их в Зелёный Луг. УАЗ влетел во двор, намереваясь проскочить его насквозь, но не вышло: дорогу намертво перегородил мусоровоз.
И только сейчас Вишневецкий осознал, что по самые помидоры влип именно он, а не бандиты. Их — минимум двое. Не исключено — вооружены. Против УАЗа его тарантайка — что детская коляска.
Не приближаясь вплотную к жёлто-синей корме, сержант схватил микрофон рации:
— Я шестьдесят седьмой! Первый! Преследую грабителей по адресу…
Ответом был лишь треск эфирных помех и далёкая перебранка, к нему отношения не имевшая.
УАЗ тем временем развернулся. Его фары устремились навстречу, быстро увеличиваясь. Вишневецкий врубил заднюю передачу и с криком «бля-а-а!!!» вдавил газ до упора. Уйти от удара не успел. Бампер УАЗа, прочный как рельса, впечатался в правый борт. Обречённый «Москвич» отбросило и повалило на левую сторону.
Но УАЗ тоже занесло от удара. Он зацепил стойку для выбивания ковров и перевернулся.
Сержант выполз наружу через проём ветрового стекла. Выглянул из-за машины, тотчас в неё угодила пуля.
Матюгаясь на чём свет стоит, Вишневецкий вытащил «Макаров». Искренне пожалел, что нет «Калаша». Но строчить очередями в густонаселённом квартале… Он высунулся на миг и тоже пальнул из пистолета.
Жители ближайшего дома, привлечённые воем сирен, могли наблюдать сюрреалистическую картину: внизу валяются две разбитые милицейские машины, из-за них вдруг донеслась яростная стрельба. Мелькнули пистолетные вспышки.
Две группы ментов расстреливают друг друга во дворе жилого дома? Дожили…
Широкую улицу Калиновского запрудила милиция. Наверно — добрая четверть личного состава УВД. У самого гастронома суетились люди властного, совершенно немилицейского вида. Зона взрыва была оцеплена в два кольца — место происшествия и половина микрорайона Восток-1.
Сквозь оцепление прибывало и убывало начальство. Лишь немногие имели реальную причастность к расследованию. Большинство горкомовских и исполкомовских понаехало, только чтоб зарисоваться, показать личную заботу о советских гражданах. Мол, не сидели в стороне, бдили и радели.
Лёха, сидя на скамейке возле пятиэтажки, размял сигарету промёрзшими пальцами.
— Пробежимся по району?
— Сиди уж. Очередное начальство притащится, будет спрашивать: а где? А почему?
Лёха крутнул мёрзнущей головой. Шапка потерялась в дебрях гастронома. Наверно, уже пополнила коллекцию вещдоков. И вопросы начальства отнюдь не согревали.
«Вы установили личности всех свидетелей и потерпевших, покидавших место взрыва?»
«Вы приняли меры к охране места происшествия?»
«Зачем вы вошли в помещение до прибытия взрывотехников?»
«Какие вы проводили профилактические мероприятия по предотвращению несчастных случаев в местах скопления людей? Рапорт с объяснением — мне на стол!»
— Выговор или уволят?
— Выговор, — вздохнул умудрённый опытом капитан. — Наказывать тебя вроде как не за что. И меня. А наказывать надо. Три трупа!
— Четыре трупа… Слышал — кассирша умерла в больнице. От ранений и компрессионной травмы. Женщина-покупатель и два грудных ребёнка.
Естественно, руководство думает не только об установлении обстоятельств, но и о прикрытии задницы. Сейчас место происшествия напоминает киношный павильон для съёмок детективного сериала, горят прожектора. Трупы убраны.
Лёша закрыл глаза.
Недавно сцена выглядела иначе. Потому что были раненые, ползавшие по телам в попытках найти своих, опознать хотя бы по одежде, по сумкам, вытащить наружу в надежде — вдруг удастся спасти… Рвал на себе волосы мужик из сорок восьмого дома… Жена его минут десять находилась внутри, погребённая под молочными и кефирными бутылками с рухнувшей витрины. От пожара надышалась отравы, сейчас в больнице, в коме. И вытянут ли её врачи — никому не известно.
Вот и сходили за колбасой.
Было заметно, что у капитана руки по-прежнему дёргаются, хоть столько уже жмуров повидал — и висельников на детских спортплощадках, и утопленников в озере у «Трудовых резервов», и «подснежников» после таяния зимних сугробов, и от домашних разборок. Как бы ни зачерствел, его всё равно пробило.
— Гаврилыч, леденцов хочешь? Я в гастрономе пачку стянул.
— Давай.
Они рассыпали леденцы по карманам и принялись сосать их как дети, думая о своём, вполне взрослом.