— Пошли.
Они помахали остальным членам группы и направились на противоположную сторону Привокзальной площади, отмеченной двумя высокими прямоугольными башнями в типичном стиле сталинского ампира.
— Пешком?
— Если ты великий спортсмен, то можешь и пешком. Я девушка хрупкая.
Егор мигом отобрал у неё пакет с московскими покупками, нетяжёлый. Вообще-то он чувствовал какую-то непривычную лёгкость в новообретённом теле, оно находилось в лучшей форме, чем прежнее.
— Ну, поехали.
— Только надо вспомнить, какие троллейбусы идут на Немигу. Проспект раскопали. Вот построят метро — добираться будет легче.
Егор как губка впитывал каждое слово. Немига? Метро?
В прошлой жизни достал бы смартфон и мигом восполнил пробелы, узнал, где университет и юрфак, зашёл бы на сайт юрфака и вычислил свою группу, нашёл однокурсников в соцсетях… Без интернета остался всё равно что слепым.
Слепые развивают оставшиеся органы чувств. Настолько, что практически «видят» ушами. Он же мучается без трубы и доступа в Сеть менее суток. Не приспособился.
Спутники по московскому вояжу были почти не знакомы раньше, прежний Егор если и пересекался с ними по комсомольской работе, то эпизодически. Всё равно обратили внимание на замкнутость и молчаливость. Лишь Мюллеру перемена в нём пришлась по душе.
А в своей группе? Он не знает студентов в лицо и по имени, хоть вместе как бы пятый год. Тот Егор был «комсомольский вожак», то есть массовик-затейник общественных мероприятий. Новый Егор не знает номера группы. Преподавателей в лицо. Аудиторий для занятий. Инопланетянин!
Что-то, конечно, выхватит из случайно оброненных фраз. Но на прямой вопрос об общеизвестных вещах или вообще не даст ответа, или сморозит чушь.
Сели в троллейбус.
— У тебя есть талончики? У меня кончились. Давай мелочь, передам водителю.
По случаю раннего утра салон был почти пустой, холодный. Пар от дыхания замёрз на стёклах, сделав их непрозрачными. Зато минский транспорт оказался дешевле московского метро, талончик стоил 4 копейки. И, конечно, очень удобно, что российские рубли не нужно менять на белорусские. Советский рубль — как евро, одинаковый на большом пространстве.
Варя метнулась, прокомпостировала талончики, один отдала Егору.
А его осенила идея.
Варя в 1981 году — как рыба в воде. Его прежнего почти не знает. Она — неоценимый кладезь бытовой информации.
— Слушай… Что ты вечером делаешь?
— Ну как же… — изумилась она. — В 19.30 по первому каналу «Джентльмены удачи». Ну? Лошадью ходи! Пасть порву, моргалы выколю! Ладно. Беспомощный ты какой-то, выручу. Настюхе «Рекорд» привезли. Старый, чёрно-белый, но показывает. Придёшь?
— А удобно?
— Если девушки зовут, всегда удобно! — Варя на холоде разрумянилась и стала даже ничего. Особенно если переодеть, снять ужасную розовую беретку, а мышино-серое драповое пальто поменять на элегантную куртку.
— Номер комнаты?
— Четыреста четыре.
— Приду.
Они поболтали о вещах отвлечённых, о книжках и фильмах. Тема безопасная. Если бы Егор назвал что-то, вышедшее после 1981 г., всегда есть оправдание — ты не читала или не смотрела, ну так обрати внимание. Тем более, в СССР была недоступна масса фильмов из голливудской классики 1960-х и 1970-х годов. Он упомянул «Кабаре» с Лайзой Минелли и вестерны с Клинтом Иствудом — «За пригоршню долларов», «На несколько долларов больше», «Хороший, плохой, злой».
— Их же не показывали в кинотеатрах! — изумилась Варя.
— Знаешь, есть такая штука — видеомагнитофон. У одного знакомого был, тот привёз из заграницы, и кассеты. Подключаешь к телевизору и смотришь.
Она даже рот открыла, впечатлившись.
— То есть не надо покупать билеты в кинотеатр? Или ждать годами, когда покажут по телевизору?
— Именно.
— Хорошо же живут буржуи!
— Благодаря безудержной эксплуатации рабочего класса, — тут же выпалил Егор, тревожно оглянувшись. Вдруг кто-то из пассажиров услышит, достанет удостоверение КГБ и загребёт обоих.
— Ты такой смешной! — захихикала девушка. — Так здорово пародируешь эти скучные речи на политинформациях. Ой! Объявили площадь 8 марта, выходим.
Под лёгким снежком, болтая, они добрались в общежитие БГУ № 4 на Машерова, 9, пятиэтажное кирпичное здание, несуразно выпирающее на тротуар, выбившись из ряда более современных столбиков. Правда, с чем сравнивать. По сравнению с московской застройкой двухтысячных это не современность, а дремучая архаика.