Едва только ступив на коридор, Лёха услышал по соседству характерный грохот двери, открытой ударом человеческого тела. Метрах в десяти от него из кабинета начальника отделения по борьбе с хищениями социалистической собственности вылетел Дима Цыбин, в своё время одногруппник по школе МВД. Тот выглядел мученически, словно на ковре у начальства был подвергнут самому изощрённому половому насилию. Светлые глазки подрагивали, а выражение лица вызывало ассоциации с верным мужем, застигшем у жены любовника, к тому же избитым любовником в кровь и вопрошавшем: за что мне такое…
— Дима, что у вас?
— Да как всегда, — отмахнулся опер из службы, обычно считавшейся наиболее благополучной. — Новый год завтра, а необходимо, хоть сдохни, выявить преступление по линии розничной торговли или обслуживания населения.
— Или? — начал догадываться Лёха.
— …Или наш отдел ОБХСС в годовой отчётности будет выглядеть хуже, чем Советский или Партизанский, за что мой фюрер отблагодарит по полной. Знаешь, как скверно, если с тобой в отделе трудится активный пидарас, и он — твой самый непосредственный начальник? — Дмитрий выразительно провёл ладонью по собственной джинсовой заднице, намекая на её секс-страдания, пусть даже — сугубо моральные. — Не ценишь судьбу, Лёша. Ваш Папаныч — ангел без крыльев по сравнению с нашим… гм… крылатым.
Глава 5
Гриня вернулся первым с занятий. Пока разувался, Егор его спросил:
— Слушай, я в Речицу на Новый год не поеду. Мама умерла, смотреть на мужа сестры тошно. Как в общаге Новый год встречают?
— Ну, мы соберёмся с нашим курсом. Отметим.
Ответ был не слишком развёрнутым. Егор решил поднажать.
— Я вот тут сухой колбаски привёз из Москвы. Думал — к Новому году, в своей комнате. Знаешь же, у меня в своей группе отношения не со всеми хорошо. Считают зубрилой…
Он шёл по тонкому льду. Но, в случае чего, Гриня вряд ли знал о деталях взаимоотношений на старшем курсе. Оказалось — знал.
— Хочешь начистоту? — студент сидел на койке напротив, покачивая в руке ботинок с налипшим снегом. Мелкие глубоко посаженные глазки на одутловатом лице смотрели прямо и довольно жёстко. — Стукачом тебя считают. Откажешься пить, мол — великий спортсмен, режим и всякая такая херня, потом настучишь в деканат или комитет комсомола: кто сколько пил, какие песни горланил. Никого пока не отчислили, и то хорошо, но стипендии по твоему доносу лишали. Рыло после этого не начистили, потому что каратист-супермен, да и связываться не хотят. Ты никогда не думал, почему на пятом курсе тебя поселили с нами — с третьим? Так что бери свою колбаску из Москвы и катись с ней… куда-нибудь.
— Ты прав. Репутация именно такая. На самом деле всё несколько иначе, но не буду разубеждать. Скажи, мне исчезнуть на Новый год, чтоб вам не мешать?
— Как хочешь. Мы всё равно пойдём на второй этаж. А потом в Мраморный зал.
— А Татьяна?
— Мне почём знать? Девка видная. Но ищет принца, а не приезжего из района вроде тебя.
Знать бы ещё, что это за фифа, о которой знают студенты с других факультетов и даже сосед-третьекурсник, сделал себе заметку в памяти Егор. Имя очень распространённое, но все моментально врубаются, какая Татьяна имеется в виду.
— Сам такой.
— Да, я из Лунинецкого района, — не стал спорить Гриня. — Поэтому не замахиваюсь на мисс-БГУ. Получу должность зам прокурора района, и все мисс-Лунинец мои. Поверь, там встречаются вполне аппетитные.
Информация оказалась ценная. Егор вытянул из тумбочки кольцо сухой колбасы с содранной оболочкой Минского мясокомбината № 3. Отхватил сантиметров десять и кинул Грине, поймавшему кусок на лету.
— Не по поводу Москвы и даже не по случаю Нового года. Просто — угощайся. Не бойся, никому не скажу, что ты взял её из рук главного стукача универа.
— Да я без комплексов, — Гриня тотчас отхватил зубами ломоть. — Ум-м-м, вкусно! В Минске такой не бывает. Спасибо!
Подготовленный, Егор легче себя чувствовал, когда пришли остальные. Они настороженно относятся к доносчику — тем лучше. Нет необходимости общаться с ними плотно и задушевно.
Неожиданность нагрянула извне. Она материализовалась в виде физиономии, всунувшейся с коридора и объявившей:
— Евстигнеев! К вахтёрше! Там тебя из деканата ищут.
Он покорно поплёлся на первый этаж.
Дежурная бабища, хамившая утром из-за безобидного вопроса о ключе, придвинула ему трубку с такой брезгливостью, будто та была обмазана в дерьме.
— Егор?
— Да.
— Почему не доложился?
Голос абсолютно незнакомый, как и всё впервые виденное-слышанное в этом мире.