Сначала вернулись звуки.
- Что с ней такое! – голос моего персонального кровососа ворвался в уши упоительной музыкой.
Заполучив слух, я прикладывала всю силу воли, чтобы овладеть и остальным. Боль в горле отступала медленно, но отступала, а я давила ее всеми силами. Дышать через рот не выходило, но вот через нос слабо получалось. Этого воздуха предательски не хватало, сознание то и дело пыталось уплыть в забытье удушья, но я боролась.
Ласковый, такой близкий, такой родной и такой важный запах обволакивал меня, как самое толстое и теплое одеяло.
Мне мерещилось, что я уже вечность сражаюсь с собственным телом, которое захотело ощутить всю прелесть утопления, но в какой-то момент я ощутила и прикосновение. Меня обнимали сильные костлявые руки, прижимали к себе. Ну просто отлично! Мало мне того, что есть, так этот сейчас будет меня есть…
- Ева, Ева, Ева, чтоб тебя все демоны задрали! – орал Николас. – Посмотри на меня! Смотри, я сказал!
Зрение вернулось последним. Темнота пропала, на ее место пришла серая муть, а уже за ней и тусклая реальность. Лицо вампира я увидела не сразу. Сначала бросилась в глаза его шея с большой, яркой, синей веной. Она колотилась под кожей, как живая и показалось мне червем.
- Смотри. На. Меня. – Пробирая до самых костей, приказал вампир.
Так вот, что это такое «вампирское очарование». Больше похоже на торнадо, который сжимает мозг до размера спичечного коробка. И, наверное, я бы испугалась, разозлилась, но аромат воска. Зверь внутри меня заходился в припадке блаженства, как и я. Словно голодала месяц, а сейчас на язык попал первый кусок самого вкусного торта. Этот запах, как последняя ложка бабушкиного борща, которая всегда мне казалась самой вкусной. Запах, как первый поцелуй с любимым, в которого долго и безответно была влюблена. Глупое сравнение, все они глупые, но весь этот шквал чувств будил во мне этот запах!
Стоило поднять на него глаза, как пришлось признать, что у Николаса удивительные, по своей выразительности, и необычности глаза. Сам цвет зрачков, и это его «улыбаться глазами»… Правда, сейчас его глаза не «улыбались», совсем. И от этого стало… тоскливо…и грустно на душе. Поймите меня правильно, я – художник, и всегда им была. Такая редкость видеть что-то действительно уникальное в лицах, в природе, в себе. Много ли вы встречали людей, которые могут «улыбаться глазами», когда все остальное лицо выражает совсем иное, скажем: поджатые губы? До встречи с Николасом мне не встречались такие глаза. И я ценила это в нем, как художник, как эстет и… коллекционер, если можно так сказать про человека, который любит, любил рассматривать людей.
Сейчас его глаза, цвета грозового, летнего неба, были обычными. На нижних веках залегли тени, пропали мелкие, почти незаметные морщинки, которые позволяли ему «улыбаться».
- Умница! – выдохнул вампир, и его дыхание (почему-то сейчас горячее) скользнуло по лицу, щекам, скатываясь на волосы.
Секунду он всматривался в мои глаза, будто убеждаясь что я его и впрямь вижу, потом поджал свои большие губы, точнее сжал их так, что они превратились в почти тонкие.
«Боги, - подумала я, - ну что за лягух!»
От последней мысли я улыбнулась, даже смех попытался вырваться из меня наружу. Знали бы местные, что я о нем думаю - повесили бы на ближайшей сосне. Но другого сравнения мне в голову не приходило, если смотреть только на его губы, отдельно от общей картины лица.
Изо рта вместо смеха вырвался хрип. Я успела заметить, как мелкие капельки крови, подхваченные моим «смехом» попали на белую кожу. Вспышка новой боли едва не отправила меня назад, в темноту, но я как-то удержалась, даже не дернулась.
- Сделай уже что-нибудь! – рявкнул он.
Сейчас его тон, как факт приказа меня не волновали. Он не моргал, не отводил глаз, я отвечала тем же. И мне все больше хотелось вернуть в его глаза «улыбку».
Наверное, да почти точно, я об этом сильно пожалею. Его красавицу я все еще помнила, но рука сама потянулась к его лицу. Я коснулась ладонью его щеки и чуть преподнела большим пальцем уголок глаза. Едва заметно, почти неощутимое прикосновение, но к нему вернулась «улыбка». А меня почему-то опять посетило странное ощущение, что его кожа тянется, липнет ко мне. Бред, конечно, но так казалось.
Боль окончательно отступила, оставляя меня «пустой». Да, это будет самое близкое определение, не было боли, не было удушья, не было мыслей или желаний. Только его глаза, которые что-то утратили; его стиснутые губы принца всех земноводных; его напряженные скулы, будто он злился; и это ощущение, словно его тело отдельно от него самого желает быть, как можно ближе ко мне. Будто его кожа – это подставляющееся под руку котенок.