Но Вирен не был ханжой, он и сам несколько раз напивался — правда, всегда мог сам стоять на ногах, добирался до дома. Но Тэла он не винил. А тот очнулся, блеснул пьяными-пьяными глазами, потянул Вирена к себе; тот ловко отклонился, но все же вдохнул кислый запах какого-то пойла. Тэл что-то бормотал, язык у него заплетался, и Вирен ничего не понял. Но догадывался, что это нечто страшно неприличное. Он закатил глаза, смешливо фыркнул — не мог злиться на Тэла, особенно в таком состоянии.
— Так, я понял, тебе надо отдохнуть, — строго сказал он, оглянулся, нашарил взглядом плед и, неудобно изогнувшись, подтащил ближе. — Тэл, ложись, завтра проспишься, и все будет нормально!
Он не был уверен, но друг не казался тем, кто пьет веселья ради. Что-то его мучило — может, расследование, может, письма отца задели… Вирен так и не спросил, что в них было. А вдруг Тэла хотели забрать из Академии? Поэтому он так резко реагировал, когда подумал, что Вирен тоже уедет?
Стараясь не думать об этом слишком много, Вирен стащил со слабо брыкающегося Тэла ботинки, накрыл его пледом, убедившись, что покрывала хватило, устало подоткнул под бок на случай, если ночью Тэл будет метаться… Тэл дрожал. Сначала Вирен решил, это от холода, и в панике стал соображать, стоит ли позаимствовать второй плед у неизвестного соседа… Но, присмотревшись, Вирен ошарашенно понял, что Тэла трясет в сухих рыданиях. И застыл.
— Я все порчу, я, это я виноват, — захлебываясь, шептал Тэл, впивался пальцами в натянутую простынь, как будто руки пробило судорогой. Он съежился под пледом, пытаясь свернуться клубком.
Присев рядом, Вирен растерянно коснулся его спины — горячей, обжигающей. Он нахмурился:
— Слушай, если это из-за того, что ты там говорил, то я честно нихрена не понял, можешь не переживать. Тэл? Ты объяснишь мне, что случилось? Пожалуйста. Я же не из вашего… цеха, чтобы читать мысли!
Он слишком много хотел от пьяного вдрызг мальчишки. Тэл ежился, прятался под пледом, устало мотал головой и не смотрел на Вирена, когда тот попытался мягко потрясти его за плечо и повернуть к себе.
— Все нормально, правда, — медленно разговаривал Вирен, решив, что поболтать с ним — это хорошая идея. Уйти, оставив друга в таком состоянии, он не мог. — Тэл, тебе не надо себя винить. Ты просто… одинок, правда? Поэтому иногда ведешь себя заносчиво — видишь, я с тобой честен. Но это не делает тебя таким уж плохим; ты же мой друг, а я не смог бы подружиться с кем-то ужасным, да? Это из-за отца?.. Тэл, перестань, ты ни в чем не виноват. Что бы он тебе ни говорил…
— Вирен, пообещай мне кое-что, — сипло прошептал Тэл; по голосу показалось, что он немного протрезвел от этого приступа. — Что все эти слова про дружбу — они не для красоты. Что ты не сможешь меня убить.
— Ты дурак, что ли, зачем мне…
— Вирен, это… ты из-за меня здесь. В Академии, — он шептал отрывисто, по-прежнему не оборачиваясь. — Я Расила убил. Я виноват. Я убийца, Вирен!
Он похолодел, отшатнулся. И тут же застыдился своего рывка, хотя голова у Вирена пошла кругом; он неверяще глядел на Тэла, снова погрузившегося в себя, в свое пьяное откровение, тихо поскуливающего что-то.
— Тэл, ты чего. Это не смешно совсем…
— А я смеюсь будто! — он дернулся, чуть привстал, отползая к спинке кровати. Закопался в плед, только взъерошенная макушка торчала. — Я, думаешь, откуда место знал! Откуда это все… И тебя решил первым найти… чтобы не ты меня. Ты мне не веришь? — нервно рассмеялся. — Я столько думал, как рассказать, как…
— Зачем, — вдруг охрипшим голосом рявкнул Вирен. — Зачем?! Я тебя арестовать теперь должен! Я, блядь, гвардеец!
Он вскочил, стоял напротив Тэла в бессильной злобе, и Вирен отчаянно желал что-нибудь ударить, вмазать так от души, но он и помыслить не мог, чтобы тронуть друга — судорожно притаившегося, какого-то жалкого, потерянного. А Вирену орать хотелось — долго, до сорванного голоса, всю Академию перебудить, потому что тут-то на него оглушительно рухнуло осознание: Тэл не врет, никто в здравом уме не станет о таком врать, и глаза у него честные и испуганные, и напился он, чтобы признаться. И он не знал, что делать, и это было страшно.
— Я не хотел, я не специально, — скулил Тэл. — Я совсем как мой отец, и от этого мне хуевее всего; они без меня сбежать хотели, понимаешь, а я так разозлился, ни о чем думать не мог, я даже не понял, как я это… Это я, я подслушал, что они свалить хотят, с ними увязался! Угрожал, что всем расскажу! — в его глазах блеснули злые слезы. — А потом Расил нашел эту… магическую хуйню. Отказался убегать так скоро. И я не выдержал… Ты мне веришь?
Вирен, схватившись за голову, метался из угла в угол. И сразу вспомнил версию умной Белки: такое зверство можно было натворить только по неосторожности, какому-нибудь отчаявшемуся первокурснику, который еще ничего не смыслил во взрослой магии, на эмоциях, на… Он снова прокручивал в голове рассказ Тэла о том, как тот заработал свои шрамы, и в ужасе находил слишком много сходств. И почему раньше не заметил, детектив из тебя, конечно, Вирен… Не хотел замечать потому что, Вирен привык верить друзьям, он был преданнее адского пса.
— Лучше уж ты, чем Гвардия. То есть… другая Гвардия. Те, кто меня не знает, — шептал Тэл, комкая между пальцами плед, чуть не раздирая мягкую ткань. — Я так испугался. Но, Вирен, я… я больше никого не трогал, ни Гисну, ни Шефа, никого! Хочешь, на крови поклянусь! Я не знаю, что происходит!
— Нет! — рыкнул Вирен. Схватил за руку, удерживая, посмотрел на него, нависнув. — Никому больше не говори. Не заикайся даже. Никто не должен знать. Но если я увижу, что ты попытаешься бежать…
Он не знал, чем бы таким пригрозить, потому что все слова казались ему детскими, нелепыми. Но Тэл торопливо закивал; Вирен знал, что воображение всего срабатывает лучше всех угроз.
— Куда мне бежать, в лес? — покачал головой Тэл. Губы дрожали, он всхлипывал и никак не успокаивался, как будто не плакал уже очень давно.
Тихо застонав, Вирен сел рядом, привлек его к себе, позволяя опереться, взлохматил его кудри. Вирену всегда помогало, когда кто-то родной обнимал его, но сейчас он и не знал, что делать. Что говорить. Но Тэл нуждался в ком-то понимающем — хотя бы раз в жизни.
— Только не бросай меня одного, — взмолился Тэл.
— Все хорошо будет, — пообещал Вирен, хотя горло сводило, и слова казались перекореженными, ржавыми. — Тэл, ты… правильно сделал, что признался. Я тобой горжусь. Я понимаю, что тебе страшно, но мы не звери, никто не будет тебя пытать, слышишь? Ты очень нам помог. Ну, успокойся, вот он я, здесь…
Но почему-то, может, оттого, что он не стал орать и обвинять его, Тэл завыл еще горче и безутешнее.
========== Глава XI ==========
С утра в дверь яростно забарабанили, будто как минимум началась война и их срочно призывали в армию. Вирен с величайшим трудом продрал в глаза, осмотрелся. Медленно он вспоминал, что оказался в комнате Тэла — при свете дня она казалась чуть более великолепной, с красивым окном с видом на сад, антикварной мебелью, богатым ковром на полу. Вирен, натащив подушек и пледов, устроил себе гнездо, свернулся клубком возле кровати, на которой раскинулся Тэл. Так было лучше, чем плестись куда-то ночью, оставив друга одного… Он проспал почти до полудня, как сообщали настенные часы.
Тут Вирен вспомнил о разговоре и сдавленно застонал, откидываясь на подушку. Ему хотелось забыть, вытрясти все из головы, потому что, несмотря на свои обещания — Тэлу и самому себе, — Вирен точно знал, что уже не сможет смотреть на него как прежде. Не думать о моменте, когда с бледных аристократических пальцев Тэла сорвалось боевое заклинание, порвавшее Расила, как дикий зверь.
Настойчивый стук повторился, колотили увереннее. Вирен покосился на кровать напротив, такую же пустую, и проворно вскочил. Может, это сосед Тэла пытался попасть в свою законную комнату? Хотя нет, его бы заклинание пропустило… Вирен потряс головой, чувствуя сильную мигрень, хотя он вчера не выпил ни капли.