Не нужно покупать автомобиль каждые три года или чаще, нужно пользоваться им десятилетия. Не нужно покупать автомобиль ранее приобретения жилья. Не нужно покупать автомобиль для полного отказа от общественного транспорта. Не нужно покупать десять некачественных (имитационных, поддельных) видов продуктов питания вместо одного качественного. Не нужно уничтожать здоровье разнообразными видами потребления, чтобы потом заменять его отсутствие медицинскими технологиями. И т.д. А значит, всё это не нужно производить и рекламировать. Три телевизора в квартире вместо одного, возможно, и не излишество, но это точно не накопление и не концентрация ресурсов деятельности. Оборот услуг по имитации деятельности, может, и "занимает" лишних людей, но он не создаёт никакого "человеческого капитала", является лишь способом впустую потратить их жизнь. Не говоря уже о том, что всё это - сфера издержек и убытков, которые требуют источника для своего покрытия.
Грядущий экономический порядок потребует деятельностной нормировки потребления, труда, времени, жизни. Этому требованию объявлена анафема от имени глобальной либеральной церкви как тоталитаризму и несвободе. Однако для деятельности нормы и образцы - это основа её существования, воспроизводства. Грядущая политэкономия потребует не только социальной инженерии, но прежде всего культурной. С этим не справились - как с проектной проблемой, а не как с опытным поиском, - ни Россия ("пролеткульт"), ни Китай ("культурная революция"). Возможно, речь должна идти о проектировании образа жизни поколений, каждое поколение должно иметь перспективу своей жизненной задачи.
Радикальное же отрицание осмысленной и культурной жизни как несвободной - главный посыл неолиберальной политэкономический мысли. Удивительным образом либеральная мысль уходит от темы действительного разнообразия, являющегося, как кажется, ресурсом как воспроизводства, так и развития как его обеспечения. Воспетое неолиберализмом проявление животной "природы" человека (не в мире природы, конечно, куда он никогда не вернётся, а в мире его собственной исторической деятельности) удивительно однообразно. Как говорится, украл, выпил, в тюрьму. Также однообразны и отражающие это хождение по кругу многообразные "инновации", призванные старый товар представить как новый с целью его приобретения взамен старого.
А вот осмысленность жизни и культура (как основа, "генетический код" деятельности) образуют действительное разнообразие деятельностных (значит - и экономических) ресурсов. Тут открывается такое поле выбора и творчества, что оно не может быть урегулировано никакими одномерными процедурами тоталитарной рыночной всеобщей демократии.
Последняя выстраивает всех людей в единую линейку их стоимости, сворачивая все мотивации к единому вектору движения по этой линейке. Динамика такой системы с единственной переменной неизбежно требует распределения всего множества элементов по этой линейке, а образуемые в этой системе "силы" или "энергии" прямо зависят от масштабов и неравномерности распределения. Стремление к богатству конструируется как основная экономическая мотивация.
В то же время "экономикс" в качестве исходного тезиса утверждает, что экономическая действительность - это распределение ограниченного, дефицитного ресурса. Таким образом, богатство есть контроль над большей частью дефицита и тем самым - власть. Богатство относительно. У него нет собственного экономического значения. Оно вынуждено приобретать своё содержание в пространстве политики, то есть борьбы за власть. Грядущий экономический порядок будет основан на возвращении государства в экономику и на отказе от идеи богатства как от релятивистской экономической метафизики. Полагание богатства есть обязательное полагание бедности.
Мы не Африка. И даже не Латинская Америка. У нас пока нет фавел ни в Москве, ни в других наших столицах. Наша бедность - ещё не нищета. И всё потому, что мы получили от СССР высокоразвитые территорию и народ-население.
Либеральный экономический порядок не рассматривает бедных даже как резерв. Это отбросы, неудачники. Занятие этих отбросов - криминальная деятельность, в которой заинтересованы богатые, поскольку контролируя её, богатые выстраивают механизмы власти. И это не вегетарианские экономические преступления (для этого нужно иметь хоть какое-то отношение к сфере богатства), а самое настоящее зло: убийства, грабёж, изнасилования, массовая наркоторговля. Поэтому либеральное государство, не вмешивающееся в экономику, основной функцией закономерно имеет полицейскую функцию - держать весь этот сброд в узде и не пускать в богатые районы. Так называемое правовое государство и есть полицейское, за принципом господства права стоит господство правоприменителя. Когда все немалые силы государства уходят исключительно на подчинение всего и вся закону, полицейские стреляют на основании подозрений во всё, что движется. У нас пока ещё не так, и поэтому мы пока ещё и не США.